Непал. Винтажный роман

Во втором лагере организм почувствовал, что ему помогут. И мозг вместе с ним расслабился, а точнее отключился. Вообще-то так всегда бывает с людьми, которые борются за жизнь до последнего, сверх всяких физиологических возможностей, описанных в теории. Я имею в виду сильных людей.

А со слабыми людьми выходит печальнее и проще: они умирают сразу, без борьбы. Короче говоря, организм в целом, а в первую очередь то, что мы называем умом и духом, на вашей стороне. Но только до тех пор, пока вы готовы трудиться и помогать ему. Вот такая философия умного организма…

В палатках лагеря-2 условия были не такими страшными, как выше. Хотя до реального комфорта очень далеко: высота здесь шесть тысяч метров. Зато мы акклиматизированы для неё. Суетятся шерпы, готовят еду. Холод есть, пусть не такой изнуряющий, в мешках относительно тепло, палатки не оседают под снегом, кошмары погоды позади. Но руки и ноги… Не только у меня и Луи проблемы с конечностями, а ещё у четверых, что были наверху. Однако у тех травмы не настолько чудовищные.

Доктор Жак осматривает меня и выносит «оптимистичный» вердикт:

– Я думаю, что левую кисть придётся ампутировать. Не волнуйся, отрежем её не целиком, а наполовину! Надеюсь, удастся спасти последние фаланги на правой руке. Если всё пойдет хорошо, у тебя будут не такие уж плохие руки. Что же касается ног, боюсь, что необходимо отнять все пальцы. Это не помешает тебе ходить. Сначала будет трудновато, но постепенно привыкнешь, я тебя уверяю…

Жак делал мне артериальные вливания. Никогда не пробовали? – усмехается Морис.

– Бог миловал.

– Пусть милует и дальше, потому что удовольствие ниже среднего. Это уколы в бедренную и плечевые артерии, в пах, в сгибы локтей. Жак не сразу попадает в артерии. Никакого наркоза нет. Я не представлял себе такую нечеловеческую боль. Тело било судорогами, я кричал. Потом то же самое с ногами. Наконец процедура заканчивается. Я чувствую тепло внутри – прекрасно, значит, уколы «пробили» омертвевшую плоть. Но тепло очень слабое, и это печально. Погружаюсь в полубред-полусон…

В экспедиционном грузе припасены специальные конструкции, из которых сооружаются сани. Трёх пострадавших повезут на санях, двое могут идти с посторонней помощью, и четверо совершенно здоровы. Нам предстоит пройти километры ледника, спуститься со скальных стен, обойти или пересечь бесконечные морены и осыпи, переправиться через реку и преодолеть перевал высотой четыре тысячи метров. Время пути совпадает с периодом муссонных дождей – значит, «ледяной дом» в дневное время сменится непрерывной мокрой сауной или, как там у вас русских, баней.

Марсель вполне бодр, он размещает четырёх шерпов вокруг саней, и процессия трогается. Мы крепко привязаны к саням – на случай, если они перевернутся. Предосторожность оправдала себя: сани несколько раз действительно опрокидывались. На сложных участках число шерпов, сопровождающих каждые сани, увеличивается…

Да, забыл сказать, что офтальмия – снежная слепота – настигла и меня. Поэтому при переходе в лагерь-1 и после, в палатке, я находился с повязкой на глазах, ничего не видел, а только чувствовал. Чтобы заглушить непрерывную боль, я просил спутников говорить о том, что происходит вокруг. И они рассказывали…

Повествование самого Мориса становится тягостным, мэр, пусть и прошло больше четверти века с тех дней, не слишком весел. Стараясь как-то разбавить эту атмосферу, я спрашиваю:

– Никак не дождусь, когда вы поведаете о победном распитии коньяка!

Морис выходит из печального состояния и по-детски хохочет:

– А вот представьте себе, распивали! Вы попали в точку и вовремя! Видно опытного человека! В лагере-1 мы впервые отпраздновали успех. У нас осталась банка деликатеса – курица в желе. Мы разделили эту банку на всю команду и открыли заветную бутылку шампанского. И отхлебнули из фляги по глотку коньяка.

После этого опять уколы. Снова трудное нахождение артерии. Опять жуткая боль. Я рыдаю и корчусь в спазмах. Вся палатка в крови…

Очередная трудная ночь. Но потом всё-таки утро. Утро – оно всегда утро! С моих глаз снимают повязку, и я счастлив. Вновь думаю о том, как мало человеку надо для счастья. При этом совершенно не обязательно делать ему лучше: наоборот – надо сделать хуже. А потом вернуть на место! И человек будет абсолютно счастлив. Вы согласны?

Пожалуй, я согласен. В последующей жизни я много раз был счастлив в очень разных и порой не совсем приятных ситуациях. Но вспоминал крылатую фразу Мориса, и становилось легче.

– Когда мы достигли базового лагеря, подтянулись местные портеры. Они поочередно несли нас в плетёной корзине на своей спине и на носилках. Опускаю подробности перехода, который и дальше не был простым, и возвращаюсь к своим травмам. Когда мы дошли до тёплого солнца и травяных площадок, у Жака появилась возможность осмотреть раны более тщательно. Зрелище открылось ужасное: у меня стала гноиться нога, руки выглядели устрашающе. Сквозь бинты сочился гной с омерзительным тошнотворным запахом.