Непал. Винтажный роман

Вот так я и рассуждал, приступая к штурму Аннапурны – самого опасного из гималайских восьмитысячников – в составе опытной команды. И терялся в ответах. Но в моём-то случае получалось несколько по-другому, а точнее – наоборот. У меня была неплохая техническая подготовка, опыт преодоления скальных и ледовых стен и восхождений на пятитысячные вершины. Но не выше. Ладно, дело наживное: каждый когда-то переходил с пяти на шесть и семь тысяч метров, а мой французский знакомый Морис – так и сразу на восемь. А вот фанатичная нацеленность на победу, присущая Уилсону и моим партнёрам, отсутствовала. Престижно ли для меня зайти на вершину? Конечно, престижно! Но является ли это целью жизни? Нет, не является. Пойду ли я до конца, не подведу ли товарищей? Точно не подведу. А если потребуется повернуть назад, стану ли я рисковать жизнью, чтобы не прерывать восхождение? Нет, не буду. В общем, в мозгах присутствовал полный раздрай.

Что же случилось дальше? Так жизнь расставила! После базового лагеря «четыре двести» мы два дня перемещались фактически пешком, помогая себе телескопическими палками и лишь иногда ледорубом. Поставили два промежуточных лагеря; челночили между ними, перенося продукты и снаряжение, и поднялись выше пяти тысяч. На третий день передовая двойка приступила к обработке маршрута. Не утомляя читателя повторением особенностей техник передвижения по горному рельефу, добавлю только следующее. «Обработать маршрут» – это значит провесить «перила» (закрепить верёвки на крючьях), чтобы идущие вслед альпинисты могли не тратить на это время и двигались по ним с самостраховкой. Она предполагает использование «жумара» – устройства для скольжения по веревке вверх-вниз в условиях сильного наклона – или обычного карабина, если участок менее крутой. Оба приспособления соединяют альпиниста с основной, длинной и толстой верёвкой с помощью репшнура – короткой верёвки потоньше диаметром.

Третий лагерь – так громко называлась одна палатка – поставили в районе шести тысяч. С одной стороны, чувствовалась высотность, на переходах движение затрудняла одышка, ноги начинали мерзнуть сильнее, бивуачный комфорт сходил на нет; с другой – накопившаяся акклиматизация позитивно давала себя знать. Сказать о том, что двигаться было легко и приятно, язык не поворачивается, но и о том, что «помирали» – тоже. Нормально.

Пошли выше. В связке с мастером спорта Мишей мы преодолевали вывешенные передовой двойкой «коллективные» верёвочные перила, а пройдя, отстегивались от них. Простого рельефа оставалось всё меньше, и мы в большинстве случаев всё равно скреплялись личной верёвкой, но страховались как попеременно (один стоит и страхует через крюк с карабином, или камень, или ледовый выступ; другой движется), так и одновременно (в случае неопасного срыва одного из партнёров второй сумеет удержать его на верёвке просто рукой в перчатке).

На пути попался скальный зуб «жандарм», за ним ещё один. Первый удалось обойти, через второй пришлось перелезать. Высотой он был метров около десяти. Миша забрался на верхушку скалы, перевалил через неё, и я на некоторое время потерял его из виду. Поднимаюсь сам и… нога проскальзывает, срываюсь и лечу вниз. К верёвке-то я пристёгнут и, разумеется, за неё хватаюсь, но что толку – Миша меня не видит. Он мог заметить моё падение буквально двадцатью секундами раньше и выбрать верёвку. Если бы высота скалы составляла, скажем, метров двадцать или больше, всё бы тоже сложилось по-другому: он бы почувствовал рывок и принял меры к остановке полёта. Но вот ведь как фишка развалилась – двадцать «невидимых секунд» обеспечили мне свободное падение. Невыбранных метров хватило для того, чтобы долететь до подножия «жандарма» и упасть на бок, на присыпанные снегом камни.

Что я почувствовал? Хе! Что всё закончилось. То есть абсолютно всё, а если я ещё жив и вижу «небо в алмазах», так это последнее прости. Основания для таких ощущений были: острая боль, невозможность сделать вдох, кровь… Пытаюсь приподняться, встаю на четвереньки, осматриваю себя. Я бы не удивился, если увидел торчащие сквозь кожу кости или что в меня впился острый камень. Но, слава богу, ни того, ни другого не наблюдаю и пытаюсь позвать Мишу на помощь. Однако крика не получается, при попытке подать голос захожусь в кашле. Выбираю верёвку до её натяжения, дёргаю, и Миша, конечно, на это реагирует. Через минуту он появляется на верхушке скалы и аккуратно, чтобы не сорваться самому, спускается ко мне.

Осматриваем мой корпус вместе. Касание правого бока почти в каждом месте причиняет боль.

– Понятно: перелом рёбер, – заключает Миша. – А ну-ка сплюнь.

– Зачем? Чтоб не сглазить, что ли? Так сглазил уже…

– Плюй, говорю!

Плюю…

– Отлично! – удовлетворённо произносит напарник.

– Чего ж отличного?

– А того, что внутренние ткани, а главное лёгкие, не повреждены, поскольку в слюне крови нет.

– И что теперь?

– Ничего теперь. Теперь терпеть…