Читаем Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей полностью

Никольская площадь — эта биржа для найма чернорабочих — каменщиков, плотников, землекопов, дворников, кухарок, горничных, подёнщиц, капорок[215] для огородов, ломовщиков и проч. В особенности много народа бывает в летнее время, с мая по сентябрь месяц. Из внутренних губерний России по Николаевской железной дороге с дешёвыми поездами, в так называемых «воловьих вагонах», приезжает на летние заработки до шестидесяти разного чернорабочего люда.

Всё это преимущественно мужики, крестьяне. По приезде в столицу, кто не поступил «на место» прямо к хозяину, те идут на Никольскую площадь наниматься.

С котомками за плечами, с топорами, пилами и прочими инструментами стоят на площади многочисленные рабочие, в ожидании найма.

С другой стороны, столичные бедняки, угловые жильцы, обитатели подвалов, разного вида пролетарии идут в обжорный ряд — пообедать.

Чернорабочие, каменьщики и плотники нанимаются рано утром; капорки — по воскресным дням. Разного рода прислуга, кухарки, горничные, няньки и т. п. нанимаются с утра до полудня.

Кто не нанялся никуда, те стоят на площади целый день. Правая половина площади всегда полна народом.

Вот здесь то и помещается обжорный ряд. Для него выстроены от города деревянные балаганы, окрашенные охрой, которые сдаются городской думой в аренду торговцам и торговкам.

Всего три балагана, с шестнадцатью «номерами».

В главном большом балагане насчитывается десять номеров, которые сдаются с аукциона рублей по пятьдесят в год.

Торговый «номер» в обжорном ряду есть ничто иное, как отдельный стол, человек на 30–40, куда садится публика.

Около этого стола, на переднем конце, стоит кухонный стол, где навалены целыми грудами мясные продукты: щековина, рубец, сычуг, лёгкое, печёнка, сердце, горло и дешёвая колбаса. Тут же стоят весы.

На табуретке, для подогревания кушанья, стоит медная четырёхугольная жаровня с довольно вместительным цинковым противнем наверху. Внизу жаровни постоянно тлеют уголья, которые нагревают противень и кипятят «бульон». В противне лежат куски щековины, легкого, сердца, рубца, перевязанного мочалом, колбасы и т. д. По мере расходования бульона для приходящих покупателей-едаков, торговец то и дело подливает из ведра воды, которая и пополняет все время расходуемый бульон. Для придания ему желтоватого цвета, бульон «подкрашивается» мелко искрошенным поджаренным луком.

На деревянных столбах, подпирающих крышу, висят связки колбасы. На столах, обитых клеёнкой, стоять глиняные чашки, лежат в беспорядке деревянные ложки. В бутылках разведена жидкая горчица. В деревянных солонках — соль.

В обжорном ряду чернорабочий или какой-нибудь бедняк может пообедать за 5 копеек, и именно: 2 копейки стоит хлеб и 3 копейки щековина с бульоном. Обыкновенно, покупатель, подойдя к дымящейся жаровне, и глядя на плавающие куски щековины, печёнки и т. п., говорит, что ему надо, какой кусок.

— Щековины на копеечку!

— Печёнки на копеечку!

— Колбаски на копеечку!

Торговец вынимает из жаровни облюбованный «лакомый кусочек», кладёт его на деревянную доску и, обходясь без помощи вилки, режет его на мелкие куски, кладёт их в чашку и подливает деревянным уполовником «бульону». Товар отпускается «на глаз»: на копейку — поменьше, на две — побольше, а на три — ещё побольше. Некоторые посетители садятся за стол и едят туте же, другие берут с собой печёнки или рубца, и уносят на квартиру куда-нибудь в «угол», в подвальный этаж. При этом мясной товар, изрезанный на куски, завёртывается в бумагу.

Когда сычуг или печёнка покупается «на вынос», то торговец непременно спрашивает у покупателя, не надо ли «погорчить и посолить»? Получив утвердительный ответ, он даёт покупателю щепотку соли и подливает разведённой горчицы — из бутылки заткнутой пробкой — с маленьким отверстием посредине для выхода горчицы.

В каждом «номере», около стола, прислуживают два человека: один отпускает товар, а другой помогает.

Случается, что товар берут и на вес, по следующим ценам: щековина 8 копеек за 1 фунт, рубец 8 копеек/фунт, лёгкое 5 копеек/фунт, студень 4 копейк/фунт, сычуг 8 копеек/фунт, колбаса 8 копеек/фунт, печёнка 10 копеек/фунт и сердце 12 копеек/фунт.

Торговля в обжорном ряду начинается с 6 часов утра и до 10 часов вечера. Посетители сменяются беспрестанно: одни приходят, другие уходят.

Но в особенности много народа бывает к обеду, в 12 часов, и к ужину, в 8 часов вечера. В это время все столы сплошь заняты простонародьем, серым людом.

По вечерам балаганы освещаются свечами в фонарях, привешенных к стене.

В обжорном ряду торговля — «копеечная», на копейку — сычуга, на копейку — хлеба, на копейку — квасу и т. п. Редко, кто берёт более. К празднику торговцы запасаются «и свининкой, и ветчинкой».

Один из гусачников арендует для себя в обжорном ряду особый балаган, с 4 столами.

Торговля хлебом производится из ларей.

Четыре ларя содержатся одним торговцем, который платит за право торговли городу 375 рублей арендной платы.

Ежедневно «на копеечку» продаётся от 20 до 30 пудов чёрного хлеба.

Как велики размеры «копеечной» торговли в обжорном ряду?

Перейти на страницу:

Все книги серии Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции
Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

«Мы – Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин – авторы исторических детективов. Наши литературные герои расследуют преступления в Российской империи в конце XIX – начале XX века. И хотя по историческим меркам с тех пор прошло не так уж много времени, в жизни и быте людей, их психологии, поведении и представлениях произошли колоссальные изменения. И чтобы описать ту эпоху, не краснея потом перед знающими людьми, мы, прежде чем сесть за очередной рассказ или роман, изучаем источники: мемуары и дневники, газеты и журналы, справочники и отчеты, научные работы тех лет и беллетристику, архивные документы. Однако далеко не все известные нам сведения можно «упаковать» в формат беллетристического произведения. Поэтому до поры до времени множество интересных фактов оставалось в наших записных книжках. А потом появилась идея написать эту книгу: рассказать об истории Петербургской сыскной полиции, о том, как искали в прежние времена преступников в столице, о судьбах царских сыщиков и раскрытых ими делах…»

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин

Документальная литература / Документальное
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Этот сборник является своего рода иллюстрацией к очерку «География зла» из книги-исследования «Повседневная жизнь Петербургской сыскной полиции». Книгу написали три известных автора исторических детективов Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин. Ее рамки не позволяли изобразить столичное «дно» в подробностях. И у читателей возник дефицит ощущений, как же тогда жили и выживали парии блестящего Петербурга… По счастью, остались зарисовки с натуры, талантливые и достоверные. Их сделали в свое время Н.Животов, Н.Свешников, Н.Карабчевский, А.Бахтиаров и Вс. Крестовский. Предлагаем вашему вниманию эти забытые тексты. Карабчевский – знаменитый адвокат, Свешников – не менее знаменитый пьяница и вор. Всеволод Крестовский до сих пор не нуждается в представлениях. Остальные – журналисты и бытописатели. Прочитав их зарисовки, вы станете лучше понимать реалии тогдашних сыщиков и тогдашних мазуриков…

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин , сборник

Документальная литература / Документальное

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Эта книга – объективный и взвешенный взгляд на неоднозначную фигуру Лаврентия Павловича Берии, человека по-своему выдающегося, но исключительно неприятного, сделавшего Грузию процветающей республикой, возглавлявшего атомный проект, и в то же время приказавшего запытать тысячи невинных заключенных. В основе книги – большое количество неопубликованных документов грузинского НКВД-КГБ и ЦК компартии Грузии; десятки интервью исследователей и очевидцев событий, в том числе и тех, кто лично знал Берию. А также любопытные интригующие детали биографии Берии, на которые обычно не обращали внимания историки. Книгу иллюстрируют архивные снимки и оригинальные фотографии с мест событий, сделанные авторами и их коллегами.Для широкого круга читателей

Лев Яковлевич Лурье , Леонид Игоревич Маляров , Леонид И. Маляров

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное