Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Нечего и говорить, что при случае такой коммерсант «заедет» в карман проходящего и не задумываются пустить при случае в ход свою силу. Способ навязывания букетов бродяжками, бегущими за колясками, вызвал, помнится, даже полицейский приказ, но продавцы зонтиков, кружев, книжек и прочее право нисколько не лучше. По закону для торгов в разнос должна иметься у продавца особая жестянка, а для произведений печати ещё и бляха артели газетчиков. Без жестянки каждый обыватель может продавать только своё собственное изделие и только на указанных местах, в рынках. Между тем, торговцы, о которых я говорю, никаких блях не имеют и торгуют вовсе не своими произведениями, потому что у них нет ни кружевных фабрик, не зонтичных мастерских или садовых плантаций. Самый же способ продажи, по меньшей мере, непристойный. Один вид этих назойливых оборванцев, только что выскочивших из кабака и наровящих «настрелять» на косушку, вызывает отвращение.

И кому же, спрашивается, нужна такая коммерция? Сколько бродяжек так «настреляет»? Почему не займется он настоящим трудом, если способен работать? Именно потому что он пропойца, трясущийся вечно с похмелья, с утра до вечера. Ему всё равно, сколько он заработает, рубль или пятак. Он и то, и другое пропивает без остатка. Запрети ему безобразничать на улицах, он добудет себе двугривенный, может быть, на бирже или на барке катателем, где, по крайней мере, принесёт пользу для дела.

Очень близки к этим же коммерсантом так называемые «тряпичники»[36], «татары», «маклаки» с толкучки[37], но их всё-таки причислять к бродяжкам нельзя, хотя и этим профессиям давно пора бы отойти в предание, так как они решительно не вяжутся с благоустройством города. Некоторые из последних ведут дело довольно солидно и прилично, но это ничтожное меньшинство, а в большинстве случаев «тряпичники», «татары», «маклаки» те же бродяжки и пропойцы, но беспокойнее и опаснее во многих отношениях. Впрочем, эта категория бродяжек выходит из области моей программы…

Дерябинские[38] казармы!

— У меня к вам покорнейшая просьба, — обратился ко мне один из моряков 9-го флотского экипажа.

— Что такое?

— Теперь в публике сложилось представление, что «Дерябинские казармы» — притон бродяжек, забранных полицией… Между тем, в «Дерябинских казармах» кроме меня живёт еще несколько офицеров и целый экипаж матросов… Скажешь кому-нибудь: «я живу в Дерябинских казармах» и вызовешь улыбку, слушатели перешептываются, искоса подглядывают и замечают: «да неужели и он тоже там сидел»[39].

— Ну? В чём же дело?

— Да в том, что «Дерябинские казармы» и теперь заняты 9-м[40] флотским экипажем, а бродяжки помещаются только в двух сараях этих казарм.

С удовольствием исполняю желания господина мичмана и свидетельствую, что, действительно, «Дерябинские казармы» бродяжек не имеют ровно ничего общего с «Дерябинскими казармами» флотского экипажа.

Первые находятся на Большом проспекте против строящейся новой церкви[41], а последние — на самом берегу залива в конце Большого проспекта[42]. Первые представляют из себя два деревянных бараков со двором, вторые — изящное каменное здание с садом и роскошным видом на залив… Первые стоят заколоченными весь год и только летом полтора-два месяца наполняются бродяжками, а вторые служат казармами нижних чинов и офицерскими квартирами целый год. Первые хоть и принадлежат морскому ведомству, но во время наполнения их бродяжками имеют свою полицейскую администрацию, своего смотрителя, которого отнюдь не следует смешивать со смотрителем настоящих казарм.

Итак, «Дерябинские бараки» (я буду их называть бараками) представляют нечто весьма оригинальное и, если хотите, грандиозное: грандиозные размеры, грандиозное число бродяжек. Два барака поставлены под прямым углом, в одном (фасадом на Большой проспект) помещается администрация, служители; в другом — бродяжки. Оба барака холодные, легкой дощатой конструкции, с ординарными рамами, так что жить здесь можно только летом. Впрочем, если бы не эта лёгкость постройки и такая вентиляция, что местами небо видно, то и не знаю, чем бы дышали эти 700 бродяжек, которых я застал здесь в период своего интервью. Мне говорили, что общее число бродяжек доходило до тысячи!

Тысяча бродяжек! В эту цифру не вошли бродяжки, имеющие исправные паспорта и не забранные при обходе чинами полиции. Точно также сюда не вошли и бродяжки, совершившие какое-либо преступление, потому что они сидят в тюрьмах, в доме предварительного заключения, или за прошение милостыни в нищенском комитете! Это только бедняки, лишённые приюта, средств к существованию и часто здоровья, а вместе с тем и паспорта…