Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Что касается до внешнего распределения времени, по занятиям, то занятия эти исчерпывались удовлетворением общим потребностям арестантов. В шесть часов утра (зимой часом позже) при понуканиях дежурных сторожей: «вставать! все вставать!» — арестанты пробуждались от сна, наскоро убирали койки и приводили себя в порядок. Затем раздавалось громогласное: «смирно!» — являлся смотритель или его помощник с журналом в руках, для того чтобы сделать общую, именную перекличку. После переклички арестанты всех камер (кроме секретных, о которых речь впереди) собирались в общий коридор «на молитву», причём какой-нибудь доморощенный тенорок запевал «Отче наш», а остальные арестанты подтягивали ему общим хором.

Вслед за молитвой все снова расходились по камерам, и наступал самый оживлённый момент в жизни заключённых — полицейские служителя разносили по камерам оловянные чайники громадных размеров с «казённым» кипятком для заваривания чая. Чаепитие продолжалось обыкновенно добрых полчаса. Присев на корточки на своих нарах, арестанты, не торопясь, прищёлкивали сахаром и с расстановкой глотали горячий напиток из массивных оловянных кружек.

После чая производилась всегда основательная, так сказать, генеральная чистка и уборка лестниц, коридоров, ретирадов и т. д. «Бродяжных» в эту же пору высылали под конвоем одного стражника на двор рубить или пилить дрова и таскать воду.

Часов в десять, когда все уже бывало приведено в порядок дружными усилиями обитателей трёх соседних камер, снова являлся смотритель, с особыми списком в руках, по которому вызывали всех вытребованных на сегодняшний день к следователю, мировому судье, или в другое какое-либо присутственное место. Предстоявшие прогулки очень нравились засидевшимся арестантам, и каждый с нетерпением ждал своей очереди.

Прогулки, эти кроме удовольствия, иногда являлись в пору и с экономической точки зрения. Какие водятся у арестанта деньжонки весьма скоро уплывают на разные неотложные нужды, а у кого их достаточно, тот обязывался сдавать их в контору смотрителю на хранение, откуда он не мог получить более тридцати копеек за один раз. Правда, бывалые умудрялись иногда проносить с собой и все имевшиеся при них деньги, но в большинстве арестантского населения все же царила непокрытая бедность. А под замком жизнь только и красна невинными удовольствиями: чай да табак — единственная роскошь арестанта. Но и для этого всегда нужна копейка.

Арестант, отправлявшийся к следователю или по вызову мирового судьи, или для отбывания приговора, сдавался на руки полицейскому служителю, который обязан был конвоировать его до места назначения и там сдать под особую расписку в книге, имевшейся при нём. К месту назначения следуют обыкновенно пешком, причём приходится нередко пересекать самые людные улицы столицы. Во время этих-то переходов нуждающейся арестант ловко успевает спустить что-нибудь лишнее из своего гардероба: жилетку, пальто и т. п., и, таким образом, пробрести немножко деньжонок. Правда, конвоирующему стражнику строго-на-строго воспрещалось останавливаться на улице, особливо же — заходить куда-либо в магазины, трактиры и т. п., но ловкий арестант, и, не спрашивая, позволения, успевал иногда обделать дело, так что зазевавшемуся провожатому оставалось только сплюнуть с досады и для вида «дать по шее» провинившемуся арестанту.

При подобном «препровождении» арестантов происходили нередко побеги. Иногда даже при помощи самих конвоиров. К чести последних нужно однако же заметить, что в подобных исключительных обстоятельствах всего менее играют роль корыстолюбивые расчёты. Если это и случалось, то по мотивам довольно тонким.

Примером может служить случай, имевший место на наших глазах с одними из служителей полицейского дома.

Служитель этот, состоящий при женских камерах, много лет пользовался безупречной репутацией. Замечательно трезвый, исполнительный, хотя и несколько суровый с арестантами, он пользовался всеобщими уважением товарищей, начальства и самих заключённых.

В числе других арестанток содержалась в части некая «солдатская дочь» по имени Акулина, жившая тайными развратами, обвинявшаяся в ограблении пьяного богатого купца, ночевавшего у неё. Бойкая, словоохотливая, дерзкая с тюремным начальством и замечательно видная и красивая, эта Акулина сразу завоевала себе выдающееся положение среди своих товарок. Доставая водку чрез посредство дежурных служителей, она напивалась с утра, буянила, орала благим матом, задирала всех, за что и просиживала ночи напролёт с обнажёнными плечами в холодной коморке арестантского карцера.