Непереводимое в переводе

се «О чтении» ("On Studies") употребляет латинскую сентенцию «Abeunt studia in mores» (Занятия налагают отпечаток на характер) и выражение «cymini sectores» (букв: «расщепляющие тминые зерна» — о людях, вдаю­щихся в излишние тонкости), непонятные теперь без перевода большинству даже высокообразованных лю­дей— ведь латынью в наше время занимаются лишь уз­кие специалисты! В некоторых более поздних изданиях таких произведений, однако, мы находим их в переводах (в сносках, комментариях в конце книги).

Для переводчика все это порождает дополнительные проблемы: а) Следует ли оставить иноязычные вкрап­ления автора без перевода или объяснений? б) Как по­ступить с собственно переводами вкраплений самого ав­тора?

Самым естественным, на первый взгляд, кажется по­

следовать примеру редакторов и комментаторов старых

авторов — перевести в сносках, дать комментарии в кон­

це. Здесь, конечно, лишний раз возникает критерий з н а -

ко мост и: что переводить или пояснять, что будет по­

нятно без пояснений? В отношении же самих переводов

или комментариев мы всецело присоединяемся к неод­

нократным замечаниям                 и предупреждениям

А. М. Бабкина к комментаторам (в нашем случае —

переводчикам) в вышеуказанной его книге: не перево­

дить слишком легковерно, проверять не только точное

значение таких вкраплений на языке, из которого они за­

имствованы, но и «прибавочное» значение, полученное в

заимствовавшем их языке или в употреблении автора

(последнее касается особенно иноязычных слов и выра­

жений, уже ассимилированных языком подлинника). Для

иллюстрации воспользуемся готовым примером и заклю­

чением А. Райхштейна: «„Servus," sage ich und lasse sie

allein (ebenda)—Servus»,* — заявляю я и оставляю их

одних. Сноска на этой странице русского текста гласит:

«Приветствую вас (лат.).» Стандартная для немецкой

разговорной речи формула приветствия (ср. русск. «При­

вет!») создает в переводе неоправданное впечатление

оригинальничанья латинским словцом, чуждого герою

романа»'.

Но это не решает еще вопроса — что   переводить   и

сколько? Очевидно, большое количество иноязычных вкраплений в тексте — и объясненных, и необъяснен­ных — затрудняет чтение и оригинала, и перевода, и, возвращаясь еще раз к И. Левому, мы бы сказали, что «чужой язык, принятый в среде, где создавался ориги­нал», возможен — в идеальном смысле слова — только в двуязычных странах, как русский в союзных республи­ках, французский и немецкий — в Швейцарии, шведский и финский — в известных областях обеих стран, фран­цузский — для фламандцев в Бельгии и Франции и гол­ландский — для них же в Нидерландах. Но все эти слу­чаи скорее исключения, чем правило. Говоря же о рам­ках «свободы переводчика», видимо, можно воспользо­ваться, но тоже не повсеместно, а в разумной мере, ре­цептом И. Левого: «Наиболее приемлемым решением здесь будет перевести на свой язык важнейшие в смыс­ловом отношении фразы и намекнуть на атмосферу чу-жеязычности сохранением в переводе приветствия и кратких реплик, содержание которых ясно из контекста (особенно если основная мысль повторена в соседней фразе). Далее намеки на чужеязычность речи можно в случае необходимости комбинировать с пояснениями («обронил он по-турецки»'. Такие намеки на чужеязыч­ность речи со стороны переводчика окажутся еще более неизбежными при переводе произведения на язык самого вкрапления, как это бывает и при обращениях, скажем, в репликах Пуаро в переводах романов Агаты Кристи на французский язык.

Очень важна, разумеется, та степень знакоместа дан­ного вкрапления, которая иногда делает излишним пере­вод: множество разноязычных пословиц, поговорок, кры­латых слов, шаблонных выражений давно уже стали международными, настолько, что например, В. Надеин считает возможным употребить даже каламбурно извест­ное «cherchez la femme» в виде «шерше ля тёщ», как сказали бы французы, пожившие в Вологде»², рассчиты­вая с полным основанием, что его поймут. То же каса­ется и иноязычных заимствований в ИЯ, ясных и чита­телю ПЯ. Ярким примером может послужить следующая выдержка из «Человека в футляре» Чехова: «..по всей вероятности, в конце концов, он [Беликов] сделал бы предложение, если !бы вдруг не произошел "kolossalische

'РайхштейнА.  О переводе устойчивых фраз. — ТП, 1968, № 5, с. 32—33. Пример взят автором из книги Э. М. Ремарка «Черный обелиск» и перевода ее на русский язык.

266

¹ Левый  И.   Указ, соч., с. 138.

² И, 27.11.1975.

267

Scandal"» Ч Несмотря на преднамеренно неправильную форму (kolossalische в немецком нет, правильно — kolossal, a Scandal дан в английском, написании, через «с» вместо «k»), это будет понятно в любом переводе (например, в английском переводе это так и дано, и даже Skandal дан через «k», вероятно для выделения его из общего текста).