Неписанный закон

– Вы ничего не понимаете, моя милая, в этих делах, – успокаивающим тоном произнес мистер Макъбларен. – Адвокат обязан защищать любого клиента, раз тот в состоянии ему заплатить. Таково уж его ремесло.

– Если бы я была адвокатом, – сурово ответила его жена, – я ни за какие деньги не согласилась бы защищать преступника.

– Среди адвокатов много хороших людей, щедрых благотворителей и верных членов церкви, которые считают себя обязанными вести всякое порученное им дело, – сказал мистер Трюсдель.

– Что значит по вашему слово «защищать», мистрисс Макъбларен? – спросил ее Адамс.

– По моему, у него только одно значение.

– Но его, ведь, употребляют в разных смыслах.

– Раз вы взялись защищать подсудимого, вы становитесь его сторонником, вы делаете все возможное, чтобы обелить своего клиента, не гнушаетесь прибегать для этого к заведомой лжи и стараетесь его выгородить при помощи всяческих уловок и обмана.

– С другой стороны, – сказал Адамс, – мы можем ближе узнать человека, познакомиться с мотивами, заставившими его пойти на преступление, и путем восстановления истины мы можем добиться оправдания нравственно чистого человека. Как вы находите: должно ли общество карать людей за невежество или же оно обязано просвещать их?

– Если бы мы придерживались подобной теории, то всюду воцарился бы полнейший хаос, – сказал мистер Трюсдель. – Только мягкосердные люди или теоретики способны оправдывать преступников. Порядок возможен только при наличности строгих мер. Незнание закона не может служит поводом для оправдательного приговора.

– Предположим, что вы правы, но в таком случае вам придется признать, что общество взяло на себя непосильную задачу. Оно само невежественно и потому вынуждено прибегать к строгим мерам. Всем хорошо известно, что единственный ресурс невежества – сила.

– По вашему, мы не должны заставлять уважать законы? Мы не должны карать их нарушителей?

– Мне кажется, раз мы беремся решать судьбу других мы должны, сознав сперва собственную неподготовленность, приступать к делу с благоговением, с любовью, мы должны стремиться достичь истины и правосудия.

Он говорил, а перед его глазами, как живой, стоял старый Карл. Сердце Адамса мучительно сжималось при одном воспоминании об утреннем разговоре в тюрьме и горьких рыданиях старика. Он замолчал и разговор перешел на новые темы.

Он нисколько не жалел о происшедшей стычке, он сознавал что всё высказанное им тут ляжет в основу его речи.

– Как хорошо было бы, если бы я сумел нарисовать им, как этот необразованный человек одиноко боролся с мировым злом и царящей в мире путаницей. Я уверен, что они все полюбили бы его тогда и оказали бы ему поддержку. Кто знает, может быть, таких людей, как он много за свете? Когда же мы, наконец, перестанем быть судьями и будет стараться лишь познавать людей?

Вечером он лег спать с тяжелым сердцем. Ему не спалось. Он чувствовал, что предстоящая задача не под силу ему. В течение всей недели он был какой-то странный, взволнованный. Он перестал дома обедать и возвращался очень поздно. Лу никак не удавалось переговорить с ним наедине. За завтраком он теперь почти не смотрел на нее и не обращал никакого внимания на её таинственные знаки. Лу сначала обижало его невнимание, но вскоре все было позабыто. Она стала тревожиться за него, ее мучили его ежедневные таинственные исчезновения.

Настало воскресенье. За завтраком Лу наконец собрала все свое мужество и решительно спросила его, пойдет ли он с ними в церковь.

– Нет, – ответил он, – завтра утром в десять часов слушается дело Карла Фишера, а я еще не вполне подготовился к защите.

– Отчего вы не просили отложить дело?

– Устроить это можно было бы, да не в том сила.

Его угнетало и мучило сознание своей неопытности и неумение убеждать других.

– Где назначено заседание суда? спросила Лу, стараясь казаться равнодушной.

– В здании почтовой конторы – в Круглом зале.

Весь этот день и далеко за полночь Адамс проработал у себя в комнате. Он то присаживался к столу, то шагал по комнате. Мысль о Карле не покидала его. Мысленно Адамс составлял речь, правдивое изложение прошлого подсудимого. Он старательно подыскивал слова для лучшей характеристики высокой нравственности подсудимого, тщательно отделывал каждую фразу, каждое слово. Ему необходимо было воссоздать себе обвиняемого таким, каким он жил среди тех сил и того общества, которым он причинил такой явный ущерб. Только воссоздав облик Карла до ареста, можно будет дать ему верную характеристику. Нужно понять, доискаться истинного взаимоотношения этого человека к обществу и общества к нему, суметь так использовать добытый материал, чтобы не повредит подсудимому, но добиться мудрого и справедливого решения дела.

Он писал, задумывался и рвал затем исписанный лист на мелкие клочки. Наконец, измученный, он лег спать, подавленный предчувствием предстоящего поражения.

На следующее утро он вполне овладел собой и, решив не придавать значения своим опасениям, он отправился в суд с твердым намерением сказать всю правду суду, изложить ему свои чувства и не терять веры в могущество истины.