Неписанный закон

– Что вы сказали? – спросила она. Губы её дрожали, глаза были полны слез, она не успела еще вполне овладеть собою. Она сказала судье свое имя, возраст, сообщила где работает и где живет. Голос судьи звучал очень мягко и ясно, выразительное лицо его, полное сочувствия к её горю, ободряло ее и придавало смелости.

– Ваш отец жив?

– Он не живет с нами, сэр.

– Где он?

– Он в тюрьме?

– Вы знаете за что?

– Да. За… за подделку.

Судья посмотрел на потолок, видимо стараясь что то припомнит. Затем он опять взглянул на Теклу и спросил:

– Его зовут Карл Фишер?

– Да, сэр.

– Его дело слушалось прошлой зимою?

– В январе.

– Вы стало быть его дочь. Что же он был вам хорошим отцом, вы любили его?

Текла кивнула головой, она не могла произнести ни единого слова. Судья задумчиво посмотрел сперва на нее, потом на её мать. М-сс Фишер ломала себе руки, плакала и, поддавшись вперед всем корпусом жалобно посматривала на судью и на дочь, бормоча что то себе под нос на ломанном английском языке.

– Милая моя, – мягко спросил Теклу судья, – понимаете ли вы, за что вас арестовали и привели сюда?

Текла опять кивнула головой, но не подняла опущенных глаз.

– Разве вы не понимаете весь ужас подобного поступка. Поймите, вы губите свою душу и позорите себя таким поведением в глазах других.

Текла продолжала стоять неподвижно. Судья посмотрел на её опущенную головку и дрожащую фигурку и продолжал свою речь.

– Вы, ведь, в сущности не дурная девушка, Текла, и мне больно за вас, за вашу мать и за вашего старого отца, который сидит теперь в тюрьме. Грустно и тяжело становится, когда видишь, как распадается такая дружная, сплоченная соо, как ваша. Тяжело видеть такую милую, молодую девушку, покрытую позором, в руках полиции, выставленную на публичное посрамление, тяжело слышать какой грязью закидывается её имя и какие страшные упреки сыпятся на её голову. Я не отдам вас, Текла, в исправительное заведение. Заключение не принесет вам пользы. Вам нужна любовь вашей матери, а ей – ваша. Но, дитя мое, разве вы не понимаете, какие страдания и муки вы готовите себе и ей, подчиняясь страстям ваших друзей и давая волю своим. Сохраните чистоту не только душевную, но и телесную. Помните, что люди неумолимо жестоки и никогда не прощают падших женщин. Вы действовали необдуманно, но пора же опомниться. Ваше будущее в ваших руках, только вы одна можете его отстоять. А теперь ступайте домой с вашей матерью.

Текла вдруг подняла голову и, поняв, что она опять свободна, просияла и покраснела. Она с благодарностью взглянула на судью, быстро повернулась и бросилась к матери.

– Все уладилось, мама. Судья отпустил меня домой. Не плачь же.

Она помогла матери встать и повела ее из зала. Судья проводил ее глазами и грустно покачал головой. Спасти ее было немыслимо. Её страстный темперамент должен был неминуемо погубит ее. Но, быть может, он поступил опрометчиво, освободив ее от наказания и отпустив домой к матери, которая умеет только любить и баловать свою дочь. Постоянный надзор и муштровка исправительного заведения, может быть, повлияли бы на нее благотворно. Но нет, он знает, что подобные учреждения не имеют никакого воспитательного значения, они вносят лишь разлад в души своих питомиц, не дают им серьезной подготовки к жизни, а возбуждают в них только смутные стремления ко всему высокому и прекрасному.

Текла вышла сияющая из зала суда. Она была свободна! По дороге домой она наслаждалась ярким солнечным светом, с восторгом смотрела на проходящих и невольно ускоряла шаг, стремясь поскорее попасть в дорогой ей сквер. Она горела нетерпением рассказать Эмелине об удачном исходе своего дела, но сестра, по обыкновению, должна быть теперь на работе и не вернется домой раньше вечера. На углу сквера Текла рассталась с матерью и поспешно направилась в мастерскую. Она и так опоздала сегодня на целых три часа.

При входе в мастерскую на Теклу напал страх; ей, наверное, сделают выговор за опоздание. Она незаметно проскользнула на свое место и принялась за работу.

– Здорово же мне влетит, – шепнула она своей соседке.

Та обменялась многозначительным взглядом со своей vis-а-vis и, ни слова не ответив Текле, продолжала усердно работать. Вся мастерская точно не заметила присутствия Теклы. Никто не отвечал на её вопросы. Текла вскоре заметила враждебное настроение окружающих. Она совершенно терялась в догадках, не зная чем объяснить такую резкую перемену отношений. С удивлением и беспокойством всматривалась она в лица товарок. В полдень, во время перерыва работ, она отправилась домой, но была не в состоянии съесть что-нибудь. Она подсела поближе к матери, положила руку на спинку её стула, прижалась к матери и с нежностью смотрела на нее, осыпая ее поцелуями и ласками. М-сс Фишер, озадаченная внезапной нежностью дочери, приставала к ней с расспросами:

– Что же ты не ешь, Текла? Скушай кусочек, моя крошка.

– Мне тяжело, мама. Хочется побыть с тобою. Если бы ты только знала, как тяжело у меня на душе, сама не понимаю отчего.

Как только она явилась в мастерскую после обеда, м-р Росенталь вызвал ее в свою крошечную контору.