Непобежденные

Сеном называли прошлогоднюю траву, которую приходилось собирать щепотками на открытых пустырях, часто под огнем немцев.

Григорий погладил высоко поднятую морду лошади, — так она всегда делала, когда слышала крик, — скормил ей свою собственную горбушку хлеба, подхватил винтовку и пошел, выглядывая, куда бы спрятаться да посмотреть, как его там царапнуло.

— Что, Гриша, опять на охоту ходил? — окрикнул его полковой писарь по фамилии Добровольский. Оба они ходили в старших — один был старшим поваром, другой — старшим писарем, — оба были легки на язык и не упускали случая подначить друг дружку.

— Хрицев пострелял маленько.

— Ты бы лучше уток пострелял. Закормил одними клецками.

Григорий недобро блеснул глазами.

— А я тебя в суп положу, ишь округлился, чисто боров.

И он пошел прочь, неся винтовку перед собой, будто половник.

— Слышь-ка, — крикнул писарь. — Просись на береговую батарею. Будешь снаряды подавать, когда подъемник выйдет из строя.

Григорий не оглянулся: шутка была не нова, весь полк зубоскалил по поводу его роста и его силы.

— Слышь-ка, если тебе не терпится с немцами повидаться, сходил бы, попросил у них харчей взаймы. Разведчики говорят, будто на двести двенадцатую высоту немцы каждую ночь кухню возят.

Он повернулся заинтересованный, но писарь, приняв это за угрозу, поспешил спрятаться за углом.

Над горами висел легкий морозный туман, скрывавший дали. Григорий посмотрел на горы, на угол, за который исчез писарь, и подумал, что не будет ему удачи в этот день, раз все так неладно складывается. И тут увидел на тропе командира полка.

— Товарищ майор! — вытянулся он перед ним и замаялся: на петлицах командира поблескивали не две, как было всегда, а три шпалы. — Позвольте поздравить вас с присвоением очередного воинского звания.

— Спасибо, — сказал Рубцов и внимательно посмотрел на винтовку. — Осваиваете новую воинскую профессию? Ну, как?

— Да трохи. Хрицы умные стали, носа не кажут. — Григорий, когда волновался, переходил на смешанный русско-украинский говор.

— Это не так уж плохо. Недавно разведчики пленного офицера притащили. Жалуется, что наши снайперы доводят немецких солдат до истерики.

— Хай бы они все передохли от той истерики. Дозвольте и мне, товарищ май… простите, товарищ подполковник?

— Что?

— С разведчиками сходить.

Густые брови Рубцова высоко поднялись и резко опустились. Сказал неожиданное:

— Скоро слет снайперов. Я думаю, вам надо туда поехать.

— Одно другому не помешает. Это ж такое дело!…

Он обстоятельно начал объяснять то, что вскользь слышал от писаря. И выходило по его словам, будто все уж прояснено и выверено.

— Кухню возьмем и языка в придачу. Язык-то не помешает.

— Не помешает, — засмеялся Рубцов. Надо обдумать ваше предложение.

Первым делом Григорий нашел себе сообщников среди разведчиков. Два дня и две ночи изучали пути передвижения немцев с высоты 386,6 на высоту 212,1. На третью ночь разведчики ушли в поиск.

Дождь сеял холодной моросью, крупные капли нависали на голых ветках кустов. Когда ветки касались губ, Григорий машинально слизывал пресные дождевые капли, и каждый раз приходило нелепое желание посолить их. Потом он почувствовал на губах каплю другого вкуса, лизнул ветку и понял, что это не ветка, а проволока. Замер, зашептал в темноту, чтобы побереглись ребята, потому что где проволока, там и мина. Но разведчиков учить не приходилось. Быстро и ловко они проделали проход в минном поле и, захватив с собой мины, уползли в темноту.

— Пускай на своих минах попрыгают, шепнул ему командир группы. — Тут недалеко тропа, где они ходят. И ты ползи туда, к мостику. Кусты кончатся, увидишь. Ложись под мостик и жди. Да не увлекайся, нам не кухня твоя важна, а язык.

Под мостиком бежал ручеек, тихо, монотонно разговаривал сам с собой. Мостик был небольшой, и Григорию пришлось подобрать нош, чтобы не высовывались наружу. Он долго лежал, насквозь мокрый, стараясь унять знобкую дрожь, и думал о товарищах, лежавших неподалеку в прикрытии, которым было не теплее. Наконец, расслышал шаги и погромыхивание походной кухни. Давно не слышал он этих знакомых звуков: в полку не было ни одной походной кухни, пищу готовили в котлах, подаренных севастопольскими рабочими. И по тому, как глухо, с постукиванием, отдавались в ночи звуки, понял: кухня горяча и полнехонька, и крышка котла привернута плотно. А потом уловил запах дымка и наваристого густого мясного супа.