Непобежденный

В. Врублевский, помощник руководителя коммунистов Украины, члена Политбюро ЦК КПСС В. В. Щербицкого, написал после поездки в Болгарию: «В состав делегации входил Зимянин, секретарь ЦК КПСС по идеологии. Человек холерического темперамента, бывший партизан и ужасный матерщинник, он вообще-то был незлобивым человеком, открытым и простым. Но сама мысль о том, что он представляет руководство Советского Союза, великой сверхдержавы, превращала его в сноба и шовиниста».

О том, что Зимянин не чурался крепких слов и выражений, упоминает и долголетний сотрудник ЦК КПСС A. С. Черняев. 11 ноября 1982 года в 11 часов утра, как пишет Черняев в своих дневниках, опубликованных в 1995 году и озаглавленных «Моя жизнь и мое время», его срочно вызвал Зимянин. «Вхожу в кабинет. Протягивает руку, в другой держит телефонную трубку. Говорит Щелокову (министр внутренних дел СССР. — В.З.): „Отмени концерт по случаю Дня милиции“. Потом тут же — Лапину (Председатель Гостелерадио СССР. — B. З) „Отмени все легкие передачи“. Звонит телефон. Спрашивают: заделывать ли подпись Брежнева под посланием английскому премьеру? М.В. ответил многословным матом».

В книге «Шесть лет с Горбачевым» Черняев привел еще один занятный эпизод. «Рассказал мне А.Н. (Яковлев. — В.З.) о таком своем разговоре с Зимяниным. Тот стал ему пенять: мол, смотри, что делается в литературных журналах — евреи нападают на русскую классику и вообще на „не своих“ писателей. Надо бы поправить. На это Саша ему будто бы ответствовал: нападают не только евреи и не только на русских писателей, а на почвенническую тенденцию, на современное славянофильство».

* * *

Сам Михаил Васильевич больше гордился не тем, что по мере сил и возможностей пытался противостоять тем, кого он презрительно называл «манипуляторами», политическими перевертышами типа Яковлева, а тем, что во многом благодаря его усилиям удалось, наконец, решить вопрос, затрагивавший судьбы сотен тысяч людей.

В 1970-е годы в ЦК КПСС буквально хлынул поток писем, в которых участники подполья и партизанского движения в годы Великой Отечественной войны жаловались на несправедливое к ним отношение властей, которые не признавали их заслуг в борьбе с фашистскими оккупантами. Особенно много жалоб приходило с Украины. Имена многих подпольщиков по соображениям конспирации не заносились в партизанские списки, и это служило поводом для отказа в выдаче ветеранских удостоверений.

В течение трех дней представители партийных органов Украины, Белоруссии, ряда областей России, а также военные и чекисты обсуждали эту проблему. Участники совещания, созванного по инициативе Зимянина, единогласно решили: когда участие в партизанских операциях и в подполье подтверждается свидетелями, участник получает соответствующие документы. Зимянин предложил приравнять подпольщиков к партизанам. Этого не было сделано, несмотря на многочисленные обращения, ни при Сталине, ни при Хрущеве. А ведь борьба в подполье была не менее рискованной, чем сражения в партизанских отрядах, и часто заканчивалась гибелью подпольщиков в фашистских застенках в полной безвестности.

Первоначально М. А. Суслов воспринял это предложение с сомнением: «Миша, а не получим ли мы в результате тысяч сто липовых партизан?»

— Исключить такую вероятность нельзя, зато миллионы, наконец, почувствуют справедливое к себе отношение. Им будет чем гордиться, будет что рассказать внукам, — ответил Зимянин.

К чести Суслова, он колебался недолго. Доложил Брежневу, а тот сразу дал согласие.

За два года напряженной работы партийцев, военных, чекистов число участников партизанского движения на Украине увеличилось на миллион и составило полтора миллиона человек. К радости своей получили удостоверения сотни тысяч борцов с фашизмом в России и многострадальной Белоруссии, которая потеряла в войне более трех с половиной миллионов своих граждан, каждого третьего…

* * *

Особенно остро сознавая быстротечность отведенного ему времени, Михаил Васильевич Зимянин спешил изложить на бумаге самое важное из того, что он, мучаясь ночами от переполнявших его беспокойных размышлений, твердо определил для себя в конце жизни:

«Я во многом грешен. Многого не сделал. О многом не подумал. Во многом заблуждался. Допустил много ошибок. Утешает лишь то, что всегда старался честно служить Родине. С этим и умру!

Люблю мое поколение, некогда могучее, а теперь напоминающее вырубленный лес. Нам выпала честь трудиться и сражаться на протяжении большей части уходящего двадцатого века, по моему разумению, одного из самых противоречивых периодов в жизни всего человечества».

Такова последняя запись в рукописи. Он уходил из жизни с верой в непобедимость народа, частицей которого он себя ощущал, торжество идеи славянского братства, возрождение многонационального Отечества.

Он ушел непобежденным.

Из переписки М. В. Зимянина [1]

Письмо М. А. Шолохова

Дорогой Михаил Васильевич!