Непобежденный

Пожали друг другу руки и разошлись.

Отец, немного помолчав, сказал: «Впереди у тебя будет немало соблазнов, искушений, замешанных на желании самоутверждения. Я не собираюсь вводить какие— либо запреты для двадцатилетнего шалопая. Запомни, в первую очередь ты вредишь себе. В прошлом году ты, толком не уведомив ни мать, ни меня, отправился на три месяца восстанавливать разрушенный землетрясениями Ташкент, который еще продолжало трясти. Слава Богу, вернулся живой. Теперь, не сказав ни слова, уехал в чужой для тебя Таллин, где во время фестиваля чекистов было несравненно больше, чем музыкантов. Не исключили бы тебя за прогулы из института…

Убедительно тебя прошу впредь не прикрываться фамилией и не использовать ее в качестве подписи в легковесных публикациях!»

* * *

Летом 1969 года зять моего школьного приятеля предложил поработать переводчиком жюри на очередном Московском Международном кинофестивале.

Вскоре я сидел в большом зале Госкино в Гнездниковском переулке, куда был вызван для инструктажа.

Рядом расположились не только переводчики, но и некоторые артисты, которым были уготованы роли «хозяев» фестиваля. Моим соседом был Валентин Смирнитский, а поодаль мелькнул длинноволосый блондин Олег Видов.

В президиуме перед нами сидели маститые, слегка надменные киноведы, знакомые мне по телепередачам и по любимому журналу «Искусство кино», — Даль Орлов, Георгий Капралов из отцовской «Правды», Александр Караганов, Евгений Сурков. Все собравшиеся чего-то или кого-то ждали и, наконец, дождались.

В зал вошел высокий, я бы сказал, с военной выправкой, мужчина, окинув аудиторию суровым взором, он представился как первый заместитель Председателя Госкино СССР Баскаков. Выступление его длилось около часа, тем не менее публика слушала, на удивление, внимательно. Фактически он прочитал обстоятельную и чрезвычайно занимательную лекцию о современном западном, в первую очередь об американском кино. Говорил о нем уважительно, без банальных идеологических пропагандистских штампов, как и следовало говорить интеллигентному человеку о выдающемся явлении мировой культуры.

Запомнилась баскаковская характеристика тогда еще малоизвестного у нас американского актера, кстати, с еврейскими корнями из России Дастина Хоффмана. Отметив выдающиеся актерские способности, посоветовал не пропускать фильмы с его участием. Ожидался приезд знаменитого Артура Пенна, автора нашумевшего боевика «Бонни и Клайд», который снял Хоффмана в своей новой ленте «Маленький большой человек». Ее показали на фестивале вне конкурса. Артура Пенна было поручено встретить в «Шереметьеве» Олегу Видову и автору этих строк. Записей бесед я тогда не вел, а придумывать детали давнего, совсем забытого разговора с мэтром как-то неловко.

Больше я с Владимиром Евтихиановичем Баскаковым не встречался, но за его киноведческими работами внимательно следил и всегда покупал его книги. О наиболее интересных персонажах на фестивале, в том числе и о Баскакове, я исправно рассказывал отцу во время наших полуночных кухонных посиделок. Отчетливо помню даже его особую интонацию, с которой он упомянул Баскакова: «Толковый мужик!» Редко доводилось мне такое слышать…

Прошли годы, и уже в который раз убеждаешься, что мир, действительно, тесен, а круг по-прежнему узок.

Жизнь свела меня с самыми близкими Баскакову, а потому и наиболее симпатичными для меня людьми. Это мои давние друзья — его дочь Ирина Владимировна и зять Геннадий Михайлович Гатилов, которого я знаю едва ли не с самого детства. Ирина, унаследовавшая от отца любовь к кинематографу, — в недавнем прошлом известный киновед. Геннадий Михайлович, как говорится, карьерный дипломат, переместившийся с должности заместителя министра иностранных дел на важный пост Постоянного представителя РФ при Европейском отделении ООН и других международных организациях в Женеве. Они бережно хранят память о своих родных, и благодаря им я открыл новую черту творческого дарования Баскакова. Он был талантливым литератором, написавшим несколько запоминающихся повестей о войне.

* * *

14 ноября 1990 года моей дочери Елене исполнилось двадцать лет. Вечером небольшое наше семейство готовилось отметить это для всех нас знаменательное событие.

Моя мать, бабушка Лены, вызвалась пойти в кондитерскую на площади Никитские Ворота, где можно было приобрести достойный праздничный торт.

Около часа дня мне на работу позвонил отец. Услышав в трубке с усилием выговоренное «Сынок…», я сразу понял, что случилось что-то непостижимо трагическое. И пока я с пересохшим от напряжения ртом пытался о чем-то его спросить, отец глубоко вздохнул: «Мама умерла!»

Через двадцать минут я стоял рядом с ним, сгорбившимся, поэтому кажущимся совсем маленьким, прятавшим от меня лицо.

Молча мы направились к музею-квартире М. Горького, где на правой стороне улицы нас встретили двое мужчин, один из которых рассказал, что обратил внимание на женщину, словно присевшую на край тротуара отдохнуть.

Мы прошли в подвал небольшого дома, где размещалось домоуправление.