Девочка не отвечала. Может быть, ей было пять лет, и уж никак не больше шести. Она была в ситцевом платьице, босиком, с большим пальцем во рту. Она молчала и смотрела на них не мигая.
— Как тебя зовут? — спросил Карелла.
Девочка не отвечала.
— Думаешь, она понимает? — спросил Клинг.
— Сомневаюсь. Hablas tu espanol? (Ты говоришь по-испански?) — продолжал Карелла. Девочка кивнула.
— Esta alquien contigo agui? (Кто-нибудь с тобой есть?) —девочка отрицательно покачала головой.
— Estas sola? (Ты одна?)
— Si. (Да.) — ответила она, кивая. — Да, я одна.
— Quien vive aqui contigo? (Кто живёт с тобой?)
— Eduardo у Constantina, — ответила девочка.
— Что она сказала? — спросил Клинг.
— Говорит, что живёт здесь с Эдуардо и Константиной. Но сейчас она одна, с ней никого нет. Не знаю, знает ли она, что они убиты.
— Давай посмотрим в квартире, — сказал Клинг.
— Perdoname, — сказал Карелла девчушке, — nosotros queremos entrar. (Извини. Мы хотим войти).
Девочка отступила в сторону. Входя в комнаты, Карелла спросил её:
— Como te llamas? (Как тебя зовут?) — и девочка ответила:
— Мария-Лючия.
На кухонном столе стояла грязная посуда, в раковине громоздились кастрюли и сковородки. В гостиной был включён телевизор, но ручка громкости, видимо, была сломана и мультипликационные герои скакали по экрану в немой погоне, без слов и музыки. В спальне на полу беспорядочной грудой, как бы брошенные в спешке, лежали мужская и женская одежда. В некрашеные доски пола впиталось много крови, белые простыни на постели были перепачканы тусклыми буровато-красными пятнами. В одном месте на стене виднелся кровавый отпечаток руки.
Мария-Лючия стояла в дверях и смотрела на них.
Единственный пуэрториканец в их отделе — детектив Алекс Дельгадо был на больничном с гриппом, поэтому они вызвали к себе патрульного Гомеса, отдыхающего в дежурке перед телевизором, и попросили его вести допрос девочки. Гомес спросил у них, о чём он должен говорить с ней.
— Постарайся узнать, что случилось, — ответили они ему. Вот что случилось.
Гомес: — Что ты делала одна дома, маленькая?
Мария: — Я ждала.
Гомес: — Кого ты ждала?
Мария: — Эдуардо и Константину. Они ушли.
Гомес: — Куда они ушли?
Мария: — Я не знаю.
Гомес: — Сегодня?
Мария: — Нет.
Гомес: — А когда же? Вчера вечером?
Мария: — Много вечеров назад.
Гомес: — Ну, сколько вечеров?
Мария: — Я не знаю.
Гомес: — Она, наверное, не умеет считать, Ты умеешь считать, Мария?
Мария: — Мария-Лючия.
Гомес: — Мария-Лючия, si, si. Умеешь считать?
Мария: — Да. Один, четыре, два, семь.
Гомес: — Она не умеет считать.
Клинг: — Спроси её, может быть, это было в воскресенье вечером?
Гомес: — Это было в воскресенье вечером?
Мария: — Да, в воскресенье.
Гомес: — Очень хорошо, Мария.
Мария: — Мария-Лючия.
Гомес: — Да, Мария-Лючия.
Карелла: — Спроси, кто с ней живёт ещё дома?
Гомес: — Маленькая, а кто ещё с тобой живёт дома?
Мария: — Эдуардо и Константина.
Гомес: — А кто ещё?
Мария: — Никто.
Гомес: — Только они? А мама и папа?
Мария: — Мама и папа живут у «ангелов».
Гомес: — Тогда кто Эдуардо и Константина? Они тебе родные?
Мария: — Эдуардо мой брат. А Константина — моя сестра.
Гомес: — А они ушли вечером в воскресенье?
Мария: — Да.
Гомес: — И тебя оставили совсем одну дома?
Мария: — Да.
Гомес: — Почему же они так сделали, chiquilla (малышка)?
Мария: — Мужчины.
Гомес: — Мужчины? Какие мужчины?
Мария: — Да, мужчины, которые пришли.
Гомес: — Мужчины были у вас вечером в воскресенье?
Мария: — Да.
Гомес: — Какие мужчины?
Мария: — Я не знаю.
Гомес: — Сколько их всего было?
Мария: — Я не знаю.
Гомес; — А как их звали? Они друг друга называли по именам?
Мария: — Нет.
Гомес: — Ну, какие они были из себя?
Мария: — Я не знаю.
Гомес: — Ты не помнишь, какие они были?
Мария: — Я их не видела.
Гомес: — Но они были у вас, это правда?
Мария: — Да. Они пришли, чтобы забрать Эдуарда и Константину.
Гомес: — Ну, а где ты была тогда? Раз их не видела?
Мария: — В туалете.
Гомес: — Они не знали, что ты в туалете?
Мария: — Нет. Я испугалась. Я совсем тихо сидела.
Гомес: — Испугалась чего, малышка?
Мария: — Шума.
Гомес: — Что за шум был?
Мария: — Константина кричала.
Гомес: — А ещё какой шум был?
Мария: — Как в Лоиса Алдеа. На фиесте святого Иакова.
Карелла: — Что? Что она сказала?
Гомес: — Это такой праздник ежегодный в июле. Пускают ракеты и процессия трогается в путь. Мария-Лючия! Ты говоришь о ракетах? Был такой шум, как от ракет?
Мария: — Да. Совсем как ракеты в Лоиса Алдеа.
Клинг: — Боже мой! Она слышала, как эти гады расстреливали её брата и сестру.
Карелла: — Господи!
Клинг: — Спроси её, что там делал Кингсли.
Гомес: — Кингсли?
Карелла: — Бородатый белый. Спроси её, что он там делал?
Гомес: — А зачем бородатый дядя был у вас в доме?
Мария: — Разговаривал. С Эдуардо и Константиной.
Гомес: — О чём они разговаривали?
Мария: — Много разговаривали. Я не знаю о чём. Я не понимаю. Они тихо разговаривали. Когда этот дядя был у нас, было тихо. А потом стал шум. Я пошла в туалет и потом стал шум.
Клинг: — Сегодня четверг. Думаешь, она была всё время одна в квартире с воскресенья?
Гомес: — Ты из дома потом выходила?
Мария: — Нет.
Гомес: — Почему же?