— Что? — спрашивает она.
— Я не спрашивал о твоих оценках.
— Нет?
— Это хорошо, что в школе дела неплохо. Но мне все-таки гораздо важнее — вы сами. Что вы чувствуете? О чём думаете сейчас?
Лиззи в ответ тоже опускает глаза. Дон ругает себя, пугаясь, что всё испортил. Но вскоре он слышит тихий голос Генри:
— Без тебя всё не так.
И Лиззи подхватывает:
— Без тебя всё совсем не так! Зачем ты ушел от нас, папа?
— Мама плачет, — пускается Генри в рассказ. — Теперь уже реже, а сначала — вообще каждый день! И она устаёт нам читать и не успевает играть с нами. Почему ты не хочешь вернуться домой?
— Ты нас больше не любишь? — с обидой в голосе предполагает Лиззи.
Дон останавливает машину у их дома. Глубоко вздыхает и как можно спокойнее старается ответить:
— Я люблю вас. По-прежнему очень сильно люблю.
Голос все-таки, конечно же, дрожит. Дон прижимает руку к губам. Дети настороженно молчат на заднем сидении. Он вздыхает ещё раз и оборачивается к ним.
— Мы приехали, ребята. Пойдёмте в дом.
Он не берёт ключи у Лиззи из рук, а предлагает ей самой открыть замок. Ей нравится роль взрослой, он помнит это. Она серьёзно и важно запускает их в прихожую, сама вешает ключи на место. Робко подходит к Дону… и крепко-крепко обнимает. С другой стороны его обхватывает Генри. Дональд опускается на колени, чтобы не возвышаться над ними, — и понимает, что не сможет сдержать слёз. Дети тоже всхлипывают, конечно. Он так скучал по ним.
— Я… хотел бы не расставаться с вами. Уйти от вас мне было тяжело. Но всё же жить с вами здесь, в этом доме, мне больше… неправильно.
— Потому что ты согрешил? — серьёзно спрашивает Лизз.
— Знаешь, нет, я думаю, что не поэтому, — отвечает он. — Просто… продолжать жить с мамой, когда я люблю совсем другого человека — это как-то… нечестно.
— Мама не говорила, что ты любишь кого-то.
— Она не верит, что я люблю.
— Но почему?
— Я не могу отвечать за неё, Лизз. О том, что мама думает и во что верит, может рассказать только она.
— Она обо всём этом какими-то загадками говорит.
— Может быть, у неё есть причины для этого. Может быть, вы поймёте её слова позже, со временем.
— Хм. Может быть.
— Но нас-то ты точно любишь? — уже заскучав от разговоров, переспрашивает Генри самое главное.
— Точно, — улыбается Дон.
— Тогда, может быть, ты нам почитаешь?
— Ух ты, а я уже думал, вы никогда не попросите!
Подхватив за руки, дети увлекают его показывать свои новые книжки.
Дождавшись Ханну в тот день, он практически сразу уходит. И в четверг поступает так же. После этого, должно быть, она начинает чуть больше ему доверять, потому что такая его помощь становится регулярной. Дон с удовольствием посещает весеннюю школьную ярмарку и несколько матчей Элизабет, даже пару раз гуляет с ними в парках развлечений и ходит в кино. Ему иногда кажется, что они гораздо чаще теперь просят его о каких-то подарках и сладостях, чем было прежде. Он сначала поддаётся, но потом догадывается уточнить у Ханны насчет какой-то очень нужной им игровой приставки… и выясняет, что они уже получили вместо неё похожую, чуть попроще, но действительно хорошую. Он вздыхает и качает головой: дети явно пытаются получить выгоду от ситуации, а заодно и заглушить свою тревогу, заставив родителей доказывать любовь… вот таким способом. Дональд решается посоветоваться с Познером: тот всё же педагог. Дэвид подтверждает, что время от времени видит со стороны подобные истории. И может точно сказать, что никакие подарки не делают таких детей счастливыми. Помогает только проводить с ними время, столько, сколько возможно. Дон говорит об этом с Ханной, и она разрешает детям ему звонить. Они теперь часто болтают по вечерам, и он снова в курсе их дел, новостей и пристрастий. Они снова расспрашивают его обо всём.