Непокаянный (СИ)

Адвокат на делах о разводе собаку съел, и не одну. Он советует Дону всегда отправлять Ханну к нему и не пытаться самому договориться с ней. «Поверьте, так нервы целее будут не только у вас, но и у неё», — убедительно, но как-то заученно повторяет он. Ханна же ни с какими адвокатами говорить не желает, хотя Дон предлагает ей тоже нанять посредника для переговоров. Она не хочет ни переговоров, ни советов, она хочет мужа назад и названивает самому Дону с требованием отказаться от развода. И Дон далеко не всегда может заставить себя послушаться дейкинова приятеля. Он всё же выслушивает Ханну и пытается её переубедить, надеясь, что такое, более человеческое, не обезличивающее отношение на неё рано или поздно подействует… Но пока что она только становится всё изобретательней. Ссылается на Матфея, упрекая, что Дон толкает и её на путь греха*. Припоминает даже Первое послание Коринфянам в надежде его пристыдить, но он едва ли не лучше неё помнит «исчерпывающий» список всех, кто не наследует Царство Божие**. Дейкин когда-то любил подкалывать его по поводу этого списка и круга друзей Дона, включая себя. От подколок тех Дон обычно со смехом отмахивался, но иногда, под настроение, мог и дискуссию завести о роли и месте подобных древних слов в современном мире. К дискуссиям часто подключался и Познер, с его фирменным научным азартом, странным образом не исключающим вовлечённости. В ответ Ханне Дон озвучивает только самые нейтральные из приводившихся тогда доводов, но она всё равно злится из-за отсутствия у него должного раскаянья и стыда. Нервы всё это и правда расшатывает. И если бы только это!

***

Дону всё-таки приходится выложить родителям всю оставшуюся информацию в один присест. Он просит их включить громкую связь, чтобы им не пришлось потом пересказывать друг другу его слова. Они… шокированы, конечно. И фактом измены, и тем, что это Дэвид. Они всё же надеялись, что ссора детей как-то мирно разрешится, всё как-то уладится. Но, узнав о такой причине ссоры… просто умолкают, не зная, что и сказать. Дон заранее запретил себе извиняться или оправдываться, так что тоже молчит, слушая неясные шорохи их движений. Первым подаёт голос отец, говорит, как Дон и предполагал, что всё это очень неожиданно и неприятно. Но вопросов об ориентации — и о вере — к которым Дон морально готовился, так и не задаёт. Добавляет только, что они с мамой перезвонят ему позже. Сдержанно благодарит: спасибо, мол, что сказал. «Нам действительно стоило это узнать». И прощается.

Он старается не думать о том, почему так и не услышал голоса матери после своего признания. Скорее всего, она беззвучно плакала, и мысль об этом разбивает Дональду сердце, в который уже раз. Что она подумала о нём? Это тревожит его. Нет, он не стал бы менять свою жизнь или своё мнение в угоду родителям — да они и не потребовали бы такого! — но всё-таки, всё-таки было бы немного легче, если бы они… хотя бы поняли его. Хотя бы постарались понять. Однако, всё, что мог, он им уже сказал. Теперь остаётся лишь ждать. И молиться, наверное.

***

Чем старше становился Дон, чем крепче он стоял на ногах, тем реже он обращался к Богу с какими-то материальными просьбами, а потом и вовсе перестал. Странно было бы просить Его о том, что Дон и сам был в состоянии заработать — или создать. Но он по-прежнему просил порою о вещах нематериальных: о душевной стойкости, о силе, об удаче — для себя и для родных и близких людей. Он не раз замечал, что ему самому это здорово помогает: становится проще делать то, что должен, принимать правильные решения, когда его мозги не загружены тем, что они чисто физически не в состоянии обработать. Когда он признаёт, что влиять на ситуацию может очень ограниченно, и не взваливает на себя непомерный груз ответственности за всё.

В общем-то это чаще всего даже не просьбы, исполнения которых Дон от Всевышнего ждёт. Это напоминания самому себе о том, что, хотя для него эти вещи важны, они не в его власти. Они в руках Господа, и Дон мало что может гарантировать в этих областях жизни. Только уповать на промысел Божий, положиться на Него, довериться судьбе. Здоровье и безопасность дорогих ему людей, относительно мирное небо над головой — это то, что он не может обеспечить полностью сам, да и не должен, в общем-то. И чрезмерно беспокоиться об этом — значит лишать себя сил, которые можно было потратить куда более конструктивно: что-то вовремя сделать, на что-то обратить внимание, яснее увидеть перспективу.