Непокоренный «Беркут»

Дым постоянно тянет в нашу сторону, наверное, потому, что от стадиона «Динамо» Грушевского уходит вверх, а теплый воздух по законам физики поднимается вверх. Майдановцы успокоились, камни и «коктейли Молотова» кидают только ночью, стараясь подобраться поближе вдоль домов и прячась в сожженных автобусах, стреляют фейерверками. Вчера один из салютов залетел в строй, где стоял Иван, и взорвался. Один из разлетевшихся в разные стороны выстрелов попал бойцу в ногу, ощущение было такое, что тебя ударили кнутом, а синяк на месте попадания приобрел лиловый оттенок. Он еще долго прыгал и матерился, посылая проклятья в адрес протестующих. Сегодня обещали первый раз отвезти на базу, выкупаться, может, удастся и постирать. Надоело мыться в туалете Кабмина, стоя над унитазом и поливая себе из баклажки, и в рукомойнике стирать нижнее белье, развешивая его на поручнях в автобусе. Спасибо сердобольным гражданам, которые приносят нам и носки, и домашние консервации, и печенье и конфеты. Понемногу бои на Грушевского стихают, устанавливается зыбкий мир.

Весело смеющихся и обсуждающих что-то бойцов отвлек голос фельдшера.

– Журбу не видели? Не могу ему на телефон дозвониться.

– Там, в автобусе сидит, – смеясь, ответил один из милиционеров и тут же закашлялся.

– Горло болит, – откашлявшись, пожаловался он фельдшеру.

– На вот «септефрил», рассасывай три раза в день, – поднимаясь в открытые двери автобуса, медик передал милиционеру таблетки.

– Журба, ты к врачу в поликлинику едешь?

– Да, да, уже выхожу, – ответил Иван, выходя на свежий воздух и зябко кутаясь в бушлат. Кашлял он уже давно, с неделю, а вчера поднялась температура и начался озноб. Фельдшер сказал:

– Нужно съездить в поликлинику, сделать флюорографию.

«Я еще долго продержался», думал Иван. Многие из его товарищей лежали в госпитале с ангиной или воспалением легких. Некоторые с температурой отлеживались в общаге. Подразделение таяло, как снег в жару. Почти все, кто остался в автобусе, кашляли и чихали, сплошной лазарет. Сквозняки в автобусах, постоянные стрессы и воздух, пропитанный дымом затухающих и потом опять разжигаемых шин, не способствовали укреплению здоровья.

– Пойдем, командир машину дал, чтобы по улицам не ходили. Не могу к тебе дозвониться, нет связи. Я двоих оставил возле машины и пошел тебя звать. Давай быстрее, – уже на ходу выговаривал бойцу фельдшер.

Ивана знобило; он поднял воротник и старался втянуть голову в плечи. Хотелось забиться где-нибудь в теплое спокойное место, чтобы тебя никто не трогал. Общаться ни с кем не хотелось.

– Отключил, батарею экономлю, – ответил он односложно, желая, чтобы от него поскорее отстали.

Возле машины, болтая с водителем, ждали два милиционера.

– Привет, мужики, – за руку со всеми поздоровался Иван.

– Ну что, все собрались? Поехали, – предложил водитель командира, – только повязки наденьте, а то если я заболею, кто командира возить будет?

– Да он сам отлично ездит, – засмеялся Голиков Максим, – а ты пока отдохнешь от трудов ратных.

Голиков был из третьего автобуса. Маленький крепыш, с веселым лицом, фанатично преданный спорту и культу здоровья. Он даже в мороз выходил на улицу в футболке заниматься. Позавчера прилетевший камень разорвал ему руку. Поначалу думал, пройдет, помазал йодом, перебинтовал, но рука сильно опухла. Пришлось ехать в поликлинику. Второй товарищ по несчастью постоянно смотрел в окно и ни с кем не разговаривал. Анатолий Дрошенко ехал лечить палец. Вчера у него была красная сыпь, но врач успокоил, что это всего лишь аллергия. Сегодня палец заболел в суставе. Но это все были отговорки – товарищи уже понимали, что Толик просто «косит», стараясь уехать домой. Он сломался – это было видно по его потухшим глазам и безразличию к происходящему. Анатолий изыскивал любую возможность, чтобы остаться в автобусе или общаге. В его внутреннем стержне уже появилась трещина и теперь с каждым днем она увеличивалась, грозя его переломить. И тогда человек может потухнуть, как еле тлеющий уголек, или совершать неадекватные поступки. В механике есть наука – сопромат – определение прочности, жесткости и устойчивости материалов конструкции к нагрузкам. Но еще никто не придумал, как рассчитать предел допустимости моральных и физических нагрузок, при превышении которых внутренний дух человека – его стержень, ломается и что-то в нем незримо изменяется. Он теряет желание действовать, сопротивляться, бороться, расслабляется и просто плывет по течению с безразличием, разъедаемый невидимой ржавчиной сомнений и отговорок, жалостью к себе и безучастностью к окружающим. Через четыре дня командир отправит Анатолия Дрошенко домой, а кому-то вместо него из более-менее спокойного города придется ехать в этот ад. Еще через два месяца Анатолий уйдет на пенсию по состоянию здоровья и, бряцая медалями, будет рассказывать о своем героическом прошлом.