Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига

«У него был прекрасный голос, – рассказывал Айвен, – он мог петь как профессиональный певец, но при этом пел он в самое неподходящее время и в любом месте: в ресторанах и на людях, танцуя в проходах, забыв обо всех вокруг. Весь мир был для него сценой».

Зигги любил петь мелодии из бродвейских мюзиклов. Каждый день он переходил от If Ever I Would Leave You из «Камелота» к Try to Remember из «Фантастикс», от What Kind of Fool Am I из «Остановите Землю – я сойду» к своей любимой песне Impossible Dream из «Человека из Ла-Манчи». А «Марию» из «Вестсайдской истории» он пел так часто, что некоторые думали, что так зовут его жену. Он часто казался в большей степени артистом, чем банкиром. «Из-за его выходок на публике первые несколько раз мы просто смеялись, – вспоминал Айвен, – но через какое-то время мы привыкли и уже просто подпевали. Нас порой спрашивали: “Ваш отец – владелец этого ресторана?” А мы отвечали: “Нет, он просто счастлив оттого, что жив”. Наши собеседники думали, что он сошел с ума, и смеялись над ним, но ему было плевать. У него была толстая кожа, и мы гордились, что наш отец может так искренне радоваться и не заботиться из-за того, что подумают о нем другие».

Когда Зигги был в особенно хорошем настроении, он устраивал еще более странное шоу: щелкнув каблуками, он выбрасывал вверх правую руку и кричал нацистское приветствие с тем же воодушевлением, с каким желал знакомым доброго дня, чем приводил в крайнее смятение всех, кто был в этот момент в комнате. Он словно бы говорил: «Иди ты к черту, Адольф, вместе с твоим дьявольским планом. Все пошло немного не так, как ты думал, да? Мы, евреи, не только все еще живы – мы счастливы, мы здоровы, и у нас все еще осталось чувство юмора, несмотря на все, что ты сделал, чтобы стереть нас с лица земли».

10 Банк, у которого есть сердце

К 1975 году добиться встречи с донкихотствующим, напевающим мелодии из мюзиклов, изображающим знаменитых нацистов президентом, председателем правления и исполнительным директором TCNJ стало очень трудно. Тем, кто желал поговорить с Зигги о ссудах, закладных, операциях с собственностью, инвестициях и других финансовых делах, нужно было ждать по месяцу. Такая популярность имела три основные причины.

Во-первых, Зигги был единственным человеком, пережившим Холокост и сумевшим добиться столь высокого положения в нефтяной и банковской индустрии, и многие представители еврейской общины – особенно те, кто сам прошел через Холокост, – чрезвычайно им гордились, твердо верили в его деловые качества и обращались к нему по всем своим финансовым вопросам. Во-вторых, Зигги стремился установить личные взаимоотношения практически со всеми крупными клиентами своего банка. Наконец, в-третьих, он всегда находил в своем загруженном расписании время на то, чтобы предоставить своим клиентам, крупным и мелким, бесплатные рекомендации по инвестированию. В результате, хотя 1970-е годы были для большинства банков эрой высокой инфляции и низкой прибыли, TCNJ продолжал расти.

В 1970-х годах все банки США можно было разделить на три основных типа: несколько гигантов, таких как Chase и Citibank; средние региональные банки, такие как Nassau Trust Company, State Bank of Albany и TCNJ; а также семейные банки, настолько мелкие, что их даже вывели из-под контроля Федеральной резервной системы. Ради дальнейшего развития TCNJ Зигги поставил себе задачу стать лучшим региональным банком в Нью-Джерси. Для начала он придумал слоган, которым мог бы гордиться любой: «Банк, у которого есть сердце с 1896 года». Он даже разработал логотип – два переплетенных красных сердца. Вскоре слоган и логотип оказались на рекламных полосах газет и журналов Нью-Джерси и на билбордах вдоль Гарден-Стейт-парквэй и магистрали Нью-Джерси[66].

Затем Зигги создал две команды по расширению TCNJ на весь штат Нью-Джерси. Пока одна команда занималась заменой устаревшей мебели и предметов интерьера в старых филиалах, другая разъезжала по северной части штата в поисках подходящих мест для новых филиалов. Открытие каждого филиала праздновалось с размахом, характерным скорее для национального праздника. Торжества были тематическими – например, фестиваль русалок или техасского барбекю. На церемонии перерезания ленточки филиала в Клифтоне Зигги махал толпе рукой с водительского сиденья старинной пожарной машины. Для церемонии открытия филиала в Пассаике он заказал постройку реплики пиратского корабля. В Эдисоне он появился на подножке крытого вагона времен Дикого Запада. Столы на каждом из таких празднеств ломились от еды: пирамиды бейглов, подносы с копченым лососем и белой рыбой, тарелки сэндвичей с пастрами, говяжьей солониной и индейкой. На одном столе всегда лежала только отборная кошерная еда для клиентов из числа ортодоксальных иудеев.

«Господи, – воскликнул один из покупателей. – Такого стола в банке я еще не видел!»