Непокорная

Не успел Матиас как следует обдумать все это, как его охватили сомнения. Мог ли он жениться до того, как Бог его простит? Не навлечет ли он этим гнев Господа на свою невесту, а возможно, и на ребенка, которого она зачнет?

Геновева почувствовала нерешительность пасынка. Она тут же встала и положила руку ему на плечо:

– Ты же знаешь, что я желаю тебе добра. Советую тебе облегчить свою душу, побеседовав с фратером Амандусом. Мой двоюродный брат уже несколько раз принимал у тебя исповедь и даровал тебе Божье прощение.

Сказав это, Геновева вспомнила, как они с Амандусом потешались над признаниями Матиаса. Ей нравилось чувствовать монаха в себе и одновременно слушать, как тот рассказывает об отчаянии ее пасынка и о своем совете быть сильным и противостоять соблазну.

«Возможно, Амандусу не стоило этого говорить?» – спросила себя Геновева. После этой исповеди прошло уже несколько недель, и пламя страсти Матиаса становилось все слабее. Раньше они совокуплялись несколько раз в неделю, но теперь все изменилось: в последний раз они были близки более полумесяца назад, и, судя по виду Матиаса, он не горел желанием предаваться с ней любовным утехам.

– Мои грехи слишком тяжелы, чтобы их мог отпустить простой монах, – мрачно произнес Матиас. – Тебе тоже следовало бы попросить Бога о прощении. Мы оба с тобой провинились, и я боюсь себе представить, что произойдет, если Господь нас не простит.

«Похоже, Матиас больше не собирается разделять со мной ложе, – возмущенно подумала Геновева. – Он хочет жениться на этой тощей девице только для того, чтобы иметь возможность удовлетворять с ней свою похоть».

Она понимала, что, женившись, пасынок полностью уйдет из-под ее влияния и ей придется довольствоваться ролью вдовы старого графа фон Аллерсхайма. После смерти мужа Геновева получила контроль над имением Аллерсхайм и была не готова так легко от него отказаться. Женщина выдавила из себя улыбку:

– Ты едешь на войну во имя Бога! Что может быть почетнее этого?

Матиас кивнул:

– Да, я буду сражаться во имя Бога.

«И ради прощения моих грехов», – добавил он про себя.

– Бог простит тебя и дарует тебе счастливое возвращение, – сказала Геновева нежным голосом.

– Вернувшись, я женюсь. И тогда ты со своим сыном…

– С нашим сыном! – тихо прошипела Геновева.

– …со своим сыном отправишься в имение, которое полагается тебе как вдове, и будешь жить там, – продолжил Матиас, не обращая внимания на ее недовольство.

На языке Геновевы вертелось с десяток резких ответов, но она не решалась произнести ни один из них. Узнав, что султан всех неверных собрал под свои знамена могущественную армию, чтобы завоевать государства Европы, ее пасынок увидел в этом следствие своих и ее грехов.

«Ты преувеличиваешь свою значимость, – подумала Геновева с насмешкой. – Ты явно не самый худший из грешников в этом мире».

– Ты меня поняла? – голос Матиаса снова стал резким.

Геновева кивнула:

– Поняла. Твоя любовь ко мне, в которой ты так часто меня уверял, была ложью. Ты просто хотел заполучить мое тело!

Матиас не поддался на ее упреки:

– Я поеду сегодня к соседям и скажу им, что готов возглавить часть франконского войска.

Они оба понимали, что на самом деле он пытается сбежать от собственной мачехи. Матиасу были знакомы ее хитрости во всем их разнообразии, и он боялся снова потерять над собой контроль и уступить Геновеве. Уж лучше он станет капитаном отряда.

Геновева сначала разозлилась на пасынка, но потом пожала плечами. Рано или поздно между ней и Матиасом должно было произойти отчуждение. Теперь она должна была сделать все возможное, чтобы себя обезопасить.

9

Едва Матиас успел покинуть комнату, как туда вошел фратер Амандус. Он обнял Геновеву и поцеловал ее.

Кузина резко оттолкнула его:

– Будь осторожен! Что, если одна из этих дур горничных ворвется сюда и увидит нас вместе?

– Разве мы с тобой не родственники? Разве мы не можем нежно приветствовать друг друга? – с преувеличенной манерностью спросил Амандус.

– Это слишком опасно, особенно если обо всем узнает Матиас…

Монах тихо засмеялся и махнул рукой:

– Вряд ли он сможет что-либо нам сделать. Матиас спал со своей мачехой еще при жизни отца. Это гораздо больший грех, чем тот, который мы с тобой совершили и продолжаем совершать…

– Он изменился, и я его боюсь, – призналась Геновева.

Амандус не воспринял ее слова всерьез:

– Замани его в свою комнату, задери юбки повыше, и он снова охотно в тебя войдет.

– К сожалению, теперь все не так просто. Матиас все больше от меня отдаляется и даже собирается жениться, прежде чем уйдет на войну. Меня же и моего сына хочет изгнать в имение, предназначенное для вдовы…

– Дорогая моя, ты само воплощение женственности. Даже Венера должна тебе завидовать. Как может этот олух Матиас от тебя сбежать?

– И тем не менее это так! Он все время твердит о том, что желает искупить свои грехи в битве с неверными. Черт знает, откуда у него взялась эта внезапная набожность? – сердито произнесла Геновева.

Услышав это, Амандус оторопел:

– Если я не ошибаюсь, Матиас говорил нечто подобное во время последней исповеди. Но я не воспринял это всерьез.