Непокорные

Упав на колени, она хватает воздух, одной рукой придерживая живот. Что-то касается ее ног, и она видит, что по всему полу расползается черная волна пауков. В окно продолжает литься поток птиц. И насекомых: вот мелькают голубым красотки, вот мотыльки с оранжевыми глазами на крыльях. Крошечные, почти прозрачные поденки. Яростный золотой рой пчел.

В плечо впивается что-то острое – когти. Она оглядывается на иссиня-черные крылья с белыми отметинами. Ворона. Та самая, которая наблюдала за ней с самого первого дня. Глаза наполняются слезами, и с этого момента она знает наверняка: в этом доме она не одна. Здесь Альта – в танцующих по полу пауках. Здесь Вайолет – в поденках, блестящих и переливающихся, словно какая-то огромная серебряная змея. И все женщины Вейворд, начиная с самой первой прародительницы, – они тоже здесь.

Они всегда были с ней и всегда будут.

Саймон корчится на полу и кричит. Она практически не видит его за хлопающими крыльями птиц, которые царапают и клюют его; насекомые облюбовали открытые участки кожи. Его лицо скрыто за пестрыми крыльями ястреба-перепелятника, стая скворцов уселась на его грудь, их макушки отливают фиолетовым. Коричневый рябинник щиплет его за ухо, паук кружится по горлу.

В воздухе летают перья: маленькие, белые, золотистые и пестрые. Опалово-черные.

Она поднимает руку – луч света попадает на розовый шрам, и все существа отступают. По полу разбрызганы темные капли.

Саймон прижимает испещренные порезами руки к лицу. Когда он неуверенно отводит руки, на месте левого глаза она видит сочащуюся кровью розовую плоть. Он шарахается от Кейт, когда она подходит к нему с вороной на плече.

– Убирайся, – говорит Кейт.

Существа покидают комнату следом за Саймоном.

Волосы Кейт шевелятся от дуновения ветра, поднятого их крыльями. Сначала насекомые. Потом птицы. Будто по договоренности.

Она смотрит на пол. Он усеян сверкающим стеклом, перьями и снегом, будто драгоценными камнями. Это самое прекрасное зрелище, которое она когда-либо видела.

Осталась только ворона. Она примостилась на подоконнике, склонив голову набок. Словно раздумывая, улетать или нет.

Снаружи раздается рев двигателя; хлопают двери машины.

Звонит звонок, сразу раздается яростный стук – дверь трясется.

– Открывайте, это полиция!

– Кейт? Ты там? – в голосе Эмили слышен страх. Эмили. Кейт улыбается. Ее подруга.

– Мы вынуждены выбить дверь, – говорит полицейский. – Все назад.

Ворона в последний раз смотрит на нее. Кейт видит, как она взлетает в лунное ночное небо. Свободная.

51 Альта

Проснувшись сегодня утром, я на миг забыла, где нахожусь. Пришлось ущипнуть себя, чтобы увериться, что я в безопасности, что темница и зал суда остались в прошлом вместе с тем морозным зимним утром, когда деревья были покрыты инеем.

Но в окне сияло солнце, яркое, будто золото. Я чувствовала запах весны: в саду уже вовсю цвели нарциссы и колокольчики. И пока я пишу, прямо сейчас рождаются ягнята: мокрые и растерянные, они жмутся к своим матерям, просят вернуть их в то темное, теплое место, где ничто не причинит им боли.

Иногда тот день так ясно встает у меня перед глазами, что кажется, будто все это происходит прямо сейчас, и что вся моя жизнь происходит именно в это мгновение, и все, что я могу сделать, чтобы спрятаться от этого, – залезть под одеяло и рыдать. Мне, как тем ягнятам, так хочется в теплое место, где ничто не причинит мне боли. Хочется к маме.

Мама. Надеюсь, она поняла бы меня. Возможно, было бы лучше, если бы они признали мою вину и даже повесили, лишь бы в ее глазах я была невиновна.

Я не хочу писать о том, что произошло дальше, но я должна.

Тем морозным утром я шла очень быстро. Небо сквозь деревья уже начинало розоветь, так что нужно было спешить. Я чувствовала, как что-то пульсирует во мне, но не думаю, что это был страх. Я видела облачка пара от моего дыхания, чувствовала, как с деревьев мне на волосы падают льдинки инея, но мне не было холодно. Я вспоминала о том, что Джон сделал с Грейс на моих глазах, и в моих венах, согревая меня, вскипала кровь.

Когда я добралась до дуба, я обнаружила, что с дерева свисают огромные снежные юбки, а ствол покрылся коркой льда. Я подумала, что будет очень скользко, и приготовилась к трудной борьбе. Но мои ноги нашли опору неожиданно легко, как будто дерево само помогало мне, и не успела я опомниться, как уже оказалась на одной высоте с воронами, чьи крылья тоже были покрыты инеем. И тогда я увидела ее. Ворону моей матери. У нее были особые отметины – белые следы на перьях, как будто по крыльям провели волшебными пальцами. Мама говорила, что такие же отметины появились у первой вороны, когда ее коснулась первая из нашего рода, еще до того, как возникли слова, чтобы все это описать.

На глаза навернулись слезы – теперь я была уверена, что собираюсь поступить правильно. Ворона уселась мне на плечо, ее кривые острые когти впились в мой плащ.

Вместе мы смотрели на ферму. Я чувствовала холодный клюв у своего уха и знала, что она понимает, о чем я прошу.