Грэм приехал на Рождество, и они вместе попрощались с мамой и бабушкой. Еще летом Вайолет высушила букетик лаванды, и они отнесли его к фамильному склепу Эйрсов, оставив яркую точку на снегу. Вайолет была ненавистна мысль, что мама заперта в этом холодном камне. Но еще хуже было думать о бабушке, которую похоронили в безымянной могиле для бедняков.
Она предпочитала представлять Элинор и Элизабет в их любимом саду. На холмах, у ручья.
Она предпочитала не представлять Отца вообще.
– Фредерик предложил мне содержание, пока я не закончу университет, – сказал ей как-то Грэм. – Но я не соглашусь. Мой классный руководитель считает, что я могу получить стипендию. Изучать юриспруденцию в Оксфорде или Кембридже. Может быть, в Дареме. Было бы здорово остаться на севере. Кроме того, я не хочу его денег.
– Но ведь на самом деле это не его деньги, не так ли? – сказала Вайолет. – Они… – она не смогла заставить себя произнести отцовское имя. – Они должны были быть твоими.
– Все равно.
Грэм подложил в огонь очередное полено, оно тут же занялось. За окном шел снег. В лунном свете снежинки были похожи на падающие звездочки. Сад был неподвижен и тих; насекомые молчали. Вайолет знала, что некоторые насекомые зимой впадают в спячку –
На прошлой неделе она присела рядом с крестом и смотрела на ручей под сверкающей корочкой льда. Она знала, что у самой поверхности, прямо подо льдом, к веточкам и камушкам прилипли тысячи крошечных светящихся шариков. Яйца поденок. Застывшие до более теплого времени года, когда они продолжат созревать: их клетки начнут делиться, и сперва образуются нимфы, а потом, когда придет время, они поднимутся в воздух, превратившись в колеблющийся, размножающийся рой.
И ей пришла в голову идея.
Следующей ночью было полнолуние. Выйдя в сад, Вайолет взобралась на платан, так что теперь она видела окрестности на несколько миль. Лунный свет серебрил ветви. В отдалении виднелись очертания холмов и над ними усеянное звездами небо. Она знала, что где-то за ними был Ортон-холл. Фредерик. Вайолет закрыла глаза и представила его спящим в отцовской спальне. Затем она сосредоточилась, изо всех сил, пока ее тело не переполнила энергия. Снова он – этот золотой отблеск. Он всегда был с ней, понимала теперь она, это мерцание под ее кожей, освещающее каждую клеточку ее тела. Просто она не знала, что с ним делать.
Все начнется летом. Она вообразила Ортон, вещи Отца – его драгоценную мебель, покрытую плесенью и прогнившую, изъеденный грибком глобус на его столе. Разрастающийся с каждым годом мерцающий рой насекомых, от которых невозможно избавиться.
И Фредерик. Запертый там в одиночестве.
Он не забудет того, что сделал.
– О! Совсем забыл. Подарки, – Грэм расстегнул рюкзак. – Это все из библиотеки Харроу.
– Ты что, украл их? – спросила Вайолет, когда он протянул ее два увесистых тома: один – про насекомых, другой – по ботанике.
– Последний раз их брали еще до войны, – сказал Грэм. – Поверь, никто их не хватится.
– Спасибо, – сказала Вайолет.
Они немного помолчали, слушая, как плюются поленья в камине.
– Ты подумала еще, чем займешься? – спросил Грэм. Она подрабатывала у нескольких жителей деревни – помогала ухаживать за животными. Один из деревенских держал пчел, и он пришел в ужас, когда она отказалась надевать защитный костюм для работы с ульем. Пока что она выручала достаточно на хлеб и молоко. Но зимой придется тяжело. В овощную лавку требовалась продавщица. Вайолет подумывала наняться туда. Ее мечты о карьере энтомолога казались практически неосуществимыми.
– Немного, – ответила Вайолет, теребя обложку книги про насекомых. Название гласило: «От артроподов до арахнидов».
– Не переживай, – сказал Грэм. – Когда я стану богатым адвокатом, я заплачу за твое обучение, и ты узнаешь все о своих проклятых жуках. Обещаю.
Вайолет рассмеялась.
– А пока что я поставлю чайник, – сказала она. По пути к печке она задержалась, чтобы выглянуть в окошко. С платана за ней наблюдала ворона, луна высвечивала белые отметины на перьях. Это напомнило ей о Морг.
Она улыбнулась.
Почему-то она была уверена, что все будет хорошо.
53
Кейт
В ожидании приезда мамы Кейт смотрит в окно.
Зимнее солнце золотит ветки платана. Кейт постепенно узнает, что это дерево – как целая деревня. Здесь живут малиновки, зяблики, черные дрозды, белобровики…
И, конечно, вороны, в легко узнаваемых черных накидках; от мысли, что они тут, рядом, становится спокойнее. Ворона с пятнистыми перьями часто прилетает к кухонному окну за каким-нибудь лакомым кусочком. Когда блестящий клюв утыкается в ладонь Кейт, она совершенно ясно чувствует, что именно здесь ее место.
Платан дает кров и насекомым, правда, многие сейчас хоронятся от холода: одни забрались вглубь коры, другие – в теплую почву под корнями.
Замерев, Кейт прислушивается. Так странно, что она всю жизнь сторонилась природы. Сторонилась самой себя. До приезда сюда, в коттедж Вейворд, она будто пряталась, как эти спящие, безвольные насекомые.