Непокорные

– Будь ты проклята! Желаю тебе гореть в аду, как и твоей матери-шлюхе!

Тяжелые двери закрылись, и он ушел.

Во время суда я старалась не поддаваться эмоциям, но слышать, что подобное говорят о моей маме, было слишком для меня. Глаза обожгло солеными слезами, они потекли по моему лицу. По залу суда побежали шепотки. Краем глаза я увидела, что многие показывают на меня и мои слезы.

Я спрятала лицо в ладонях и заплакала. И держала ладони у лица, пока говорил обвинитель. Он сказал, что из показаний Грейс Милберн, Дэниела Киркби и Уильяма Меткалфа совершенно ясно, что я распутничала с дьяволом и использовала свое дьявольское влияние, чтобы побудить невинных животных затоптать своего хозяина до смерти. Меня должно удалить из общества, будто раковую опухоль, вычистить с лица земли, будто гниль из дерева. Я лишила свою деревню хорошего честного человека. Я лишила женщину любящего мужа. Защитника.

На этих словах я подняла голову и смотрела на него, не мигая, пока в глазах не защипало. Я больше не прятала лицо в ладонях.

26 Вайолет

– Так что, – сказал Фредерик. – Куда ты меня ведешь? Надеюсь, куда-нибудь в тенек – я совершенно зажарился.

Они шли по лугу на холме у самого края парка. С вершины открывался вид на зеленую долину. Вайолет чувствовала странную легкость, как будто ее кости наполнились воздухом. Солнце жарило затылок. Надо было взять с собой шляпу. Ей попадет от няни Меткалф, если она обгорит.

– Можно пойти в тот лес внизу, у старой железнодорожной ветки, – ответила Вайолет, показывая на темную полосу деревьев, тянущуюся вдоль полей. Технически это была общественная земля, а не часть парка, и Вайолет подумала, что Отцу наверняка не понравилось бы, что она пошла туда. Но также она решила, что он вряд ли найдет что возразить, если она пойдет туда в сопровождении. Тем более в сопровождении Фредерика. Фредди.

Неожиданно показалось, что лимонад выпит давным-давно.

– Умираю от жажды, – пожаловалась она и закрыла глаза. Ее рука лежала на плечах Фредерика, и он уже практически нес Вайолет к лесу. Собственное тело казалось ей очень тяжелым, но Фредерик шел уверенно, как будто она ничего не весила. Она почувствовала холодный металл фляжки у своих губ и глотнула еще бренди, хотя на самом деле страстно желала воды. Если не считать жажды, она чувствовала себя очень даже приятно. Так вот что значит быть пьяной?

Вайолет почувствовала насыщенный влажный аромат древесины. Открыв глаза, она увидела блики солнца на плотной стене вековых деревьев. Фредерик наклонился и, сорвав цветок примулы, заложил его ей за ухо. Она не знала, как объяснить ему, что ей не нравится срывать цветы. С ветки взлетела бабочка с оранжевыми кругами на крыльях, напоминающими глаза.

– Чернушка-эфиопка, – пробормотала Вайолет.

– Что?

– Бабочка. Так она называется.

Все становилось более смутным. Вайолет открыла глаза и увидела, что они пришли на полянку, поросшую наперстянкой и пролесником. За деревьями Вайолет увидела голубые ирисы и подумала о мисс Пул. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как они ушли с лужайки перед домом? Возможно, кто-то придет за ними.

Фредерик уложил ее на землю. Она подумала, что, наверное, очень пьяна. Что она слишком тяжелая, и он устал нести ее, и собирается вернуться в Ортон за помощью. Отец будет в ярости. Может быть, они просто оставят ее здесь? Она не против. Здесь так красиво. Слышно, как поет птица – горихвостка.

Фредерик все еще был рядом. Интересно, почему он еще не на пути в Ортон? Он опустился на землю рядом с ней: может быть, он тоже не слишком хорошо себя чувствует? Она ощутила его запах – густой одеколон, смешанный с животным запахом пота. Слишком сильный запах. Укус на щеке больно жгло.

Он лег сверху. Она хотела спросить, что он делает, но язык был слишком неповоротливым, чтобы суметь что-то произнести, а потом он накрыл ее рот своим. Фредерик давил на нее своим весом, и ее легкие горели от нехватки воздуха. Она попыталась положить руки ему на плечи, чтобы оттолкнуть его, но не смогла поднять их.

Вайолет почувствовала его руку на своем бедре, под юбкой, а затем – что он сдирает с нее колготки. Она почувствовала, как они рвутся. Это были ее единственные шелковые колготки. Он раздвинул ей ноги, и на мгновение, пока он расстегивал ремень и брюки, она почувствовала, что может дышать свободно. Она набрала воздуха, попыталась заговорить, но он снова оказался сверху, зажав ей рот рукой, а затем между ног вспыхнула острая обжигающая боль. Он двигался, снова и снова: она чувствовала, как земля все сильнее впивается в спину. Боль не утихала, как будто он вскрывал рану внутри нее.