Непокорные

Она чувствовала вкус пота и грязи на его руке. На глаза навернулись слезы. Она подняла взгляд и попыталась сосчитать заслонявшие солнечный свет листья, но их оказалось слишком много, так что она сбилась со счета. Спустя некоторое время – ей показалось, что прошла целая жизнь, годы которой тянулись безжалостно долго, но много позже она поняла, что это заняло не более пяти минут, – он застонал и перестал двигаться. Это – чем бы ни был этот ужас – закончилось.

Фредерик, тяжело дыша, перевернулся на спину.

Вайолет почувствовала, что из нее что-то вытекает. Она просунула руку меж ног, а потом посмотрела на нее: она была липкой от крови и чего-то еще, чего-то белого, будто слизь улитки.

Горихвостка снова запела, будто ничего не случилось.

– Нам лучше вернуться, – сказал Фредерик. – Слушай, ты выглядишь немного растрепанно. Мы скажем твоему отцу, что ты упала, хорошо? Повезло, что рядом был кузен и помог тебе подняться.

Она полежала еще немного, приходя в себя, наблюдая, как он пробирается сквозь деревья. Затем она медленно натянула колготки (ей было невыносимо прикасаться к собственной коже) и с трудом встала. Что-то блеснуло в траве. Опустив глаза, она увидела, что ее кулон развалился и стал похож на два ржавых крыла. Именно это, а не что-то другое, вызвало первые горячие слезы на глазах.

Ожерелье ее мамы. Он сломал его.

Видимо, от кулона отломился небольшой кусочек и упал на землю. Подняв его, она обнаружила, что это крохотный ключ с зазубренными краями. Получается, на мамином ожерелье висел вовсе не кулон, а медальон, с таким маленьким замочком, что она не заметила его. Ключ сиял ярче поношенного медальона – похоже, его годами не извлекали на свет божий.

Пробираясь сквозь лес и прислушиваясь к будто бы чужому звуку собственного дыхания, Вайолет крепко сжимала ключик в ладони. Неужели мама была последней, кто касался его? Но даже эта мысль не принесла ей успокоения.

К тому времени, как они вернулись, Отца и Грэма уже не было на лужайке, и складные стулья тоже унесли. В прихожей вовсю пахло чем-то, что миссис Киркби готовила на ужин – каким-то жареным мясом. Желудок Вайолет сжался.

– Думаю, я поднимусь к себе и прилягу перед ужином, – сказала она. Ее мысли будто уплывали, и речь звучала невнятно и неповоротливо.

– Отличная идея, – сказал Фредерик. – Я и сам как разбитый. Ты меня изрядно умотала. Надеюсь, ты получила удовольствие.

Она направилась к лестнице, сглотнув подступившую к горлу желчь. Цветные витражи, подсвеченные сзади вечерним солнцем, невозможно ярко сверкали, отбрасывая на паркет кровавые отсветы. В голове загудело, и ей пришлось схватиться за перила, чтобы не упасть. Лестница показалась ей длиннее и круче обычного, будто бы Ортон превратился в кошмарную изнанку самого себя.

Оказавшись в надежных стенах своей спальни, она попыталась смыть странную липкую субстанцию над старым эмалированным умывальником. Затем она переоделась в ночнушку. Скомкала испачканное нижнее белье и порванные колготки и засунула их между матрасом и рамой кровати. В голову пришла мысль, что шелковая сорочка, сшитая в качестве приданого на свадьбу, теперь бесполезна.

Прежде чем лечь в постель, Вайолет достала из тайника между страницами «Братьев Гримм» перо – она полагала, это было перо Морг. Она аккуратно положила перо на подушку, рядом с маминым ожерельем и ключиком. Она смотрела на них, а глаза застилали слезы, так что иссиня черный цвет пера сливался с золотым.

Когда раздался гонг, призывающий к ужину, она зажмурилась. Ей казалось, что комната кружится, будто карусель. Наверное, она уснула, потому что следующее, что она осознала, – няня Меткалф зовет ее, держа в руках поднос с чаем и тостом.

– Извини, – сказала Вайолет, сев на кровати, и быстренько спрятав свои сокровища под покрывало. – Я неважно себя чувствую.

– Это все жара, – сказала няня Меткалф. – Скорее всего, ты заработала солнечный удар. Нужно было надеть шляпу. Много воды, немножко еды, хорошенько выспаться – и утром будешь как новенькая.

Вайолет слабо кивнула.

– Фредерик спрашивал о тебе, – сказала няня Меткалф. – После ужина спустился в комнату для слуг. Хотел узнать, не загляну ли я к тебе. Милый парень, правда?

– Да, – сказала Вайолет, – очень милый. – Она все еще чувствовала на себе кислый запах его пота.

– Что это у тебя в волосах? – Няня Меткалф потянулась и достала что-то из-за уха Вайолет. Это была та самая примула, которую сорвал Фредерик.

– Очень красиво, – сказала няня Меткалф. – Но будь аккуратнее и не испорть простыни. Цветы оставляют пятна, знаешь ли.

Вайолет провалилась в сон без сновидений, а когда проснулась – с первыми птицами, ее тело было сковано болью.

Одевалась она медленно. В зеркале отразилось бледное землистое лицо, как у немощных из книг. Она чуть ли не пожелала стать немощной (наверняка есть способ такою стать), чтобы не выходить из комнаты всю оставшуюся жизнь. Тогда ей больше не придется видеть Фредерика.