Непонятый «Евгений Онегин»

Мне должно после долгой речи
И погулять и отдохнуть:
Докончу после как-нибудь.

Прием лишь слегка намечен. Пауза обозначена резко, но предельно лаконично, не развернуто, мотивирована единственным желанием «отдохнуть». Как знать, может быть, поэт, еще, конечно, не представлявший контур романа как целого, интуитивно чувствует необходимость паузы, границу завершенной части, и он обозначает ее, но слегка, «на всякий случай»: композиционная веха поставлена, но она не броская, почти незаметная. Так и получилось: первый композиционный «шов» не понадобился, но он заглажен и воспринимается лишь при внимательном разглядывании.

Первое и первоначальное решение заложено в помете, которой сопровождалась публикация шестой главы: «конец первой части». Итак, первый контур замысла романа в двенадцати главах подчинялся закону симметрии. Этот замысел, как уже показано, оказался реализован в своем содержании, поскольку декабристская тема включена в печатный текст романа, но резко сокращен в объеме; симметрии в построении композиции, по совокупности обстоятельств, не получилось. Замечу в скобках, что подлинную и полную симметрию выдержать было и объективно невозможно, поскольку первые три главы, при минимуме сюжетного действия, носят экспозиционный характер, представляя трех главных героев; структура второй предполагавшейся части романа неизбежно была бы другой.

Второе решение композиционной структуры «Евгения Онегина» представлено в плане-оглавлении романа (Болдино, 26 сентября 1830 года): теперь роман мыслился поэту в составе девяти глав и трех частей (с примечаниями).

Принцип тройственного композиционного членения опирается на подспудно вызревавший принцип триады. Число «три» — значимое число в поэтике. Естественнее всего триада проявляется на уровне повествовательном, сюжетном. Принцип триады, показал А. Н. Соколов, выдерживается на уровне фабулы романа, включающей три цикла событий: знакомство Онегина с Татьяной — ее письмо — свидание (после чего эта линия фабулы прерывается); побочный мотив: ухаживание за Ольгой — вызов — дуэль и ее следствие; перемена ролей с Татьяной[260]. Событийное подкрепляется, питается глубинным движением романа: в три этапа проходит духовная эволюция главных героев. Наконец, композиционная триада соответствует и трем этапам воплощения творческого замысла поэта, углубления реализма романа, приходящимся именно на начальные, средние и заключительные главы.

При всей смысловой важности этих глубинных процессов на композиционном уровне совершенно необходимы внешние выплески, внешние разделы обособляемых частей. Тут зазвучал бы наугад включенный в концовку третьей главы мотив прощания. Но Пушкин отказался от вычленения дробных частей. Конечно, главная тому причина — вынужденное изъятие первоначальной восьмой главы. Вместе с тем необходимо видеть чисто художественный аспект. Вычленение дробных частей несет оттенок нарочитости: три равновеликие цикла глав не буквально совпадают со смысловыми звеньями романа, между глубинным движением романа и внешним его оформлением, при несомненной связи одного с другим, нет жесткого, механического сцепления.

Третье и окончательное решение композиции «Евгения Онегина» дано в печатном тексте романа, опубликованного автором в полном виде в 1833 году. Пушкин отказался от членения романа на части. В состав печатного текста входит посвящение, эпиграф к роману, восемь глав (с эпиграфами к каждой), примечания и, с предисловием, «Отрывки из путешествия Онегина»[261].

Композиция романа как ансамбль

Разговор об итоговой композиции романа уместно начать не с главного, а с оценки роли добавочных компонентов. Может сложиться впечатление, что Пушкин окончательно «портит» архитектурную стройность здания асимметричными пристройками. Зачем роману в стихах прозаический текст и описание эпизода из жизни героя, с которым автор уже попрощался «надолго… навсегда»?

Отрицать добавочный, «пристроечный» характер примечаний и «Отрывков…» вряд ли резонно. «Евгения Онегина», при всей органичности линейного развертывания, логичнее осознавать не как единое здание, но как архитектурный ансамбль. Композицию романа нет возможности, а стало быть, и надобности рассматривать в одной плоскости. Вот почему, беря предметом изучения судьбу героя, уместнее поставить «Отрывки из путешествия Онегина» на полагающееся им фабульное место; но в обзоре композиции надлежит вернуть «Отрывкам…» их завершающее роман положение, видеть в них и в примечаниях добавочные композиционные конструкции, вполне органично входящие в структуру целого.