Непостоянные величины

Мариша повернулась к гостю и спросила:

— Назовите, пожалуйста, вторую и третью форму прошедшего времени глагола «fly».

— Хм, — сказал застигнутый врасплох Роман. — Flew… И снова flew.

— Flew, flown, — поправила Мариша. — Теперь вы.

— Чего?

— Скажите любой неправильный глагол.

— Например… Например, creep.

— Crept, crept. У «Radiohead» есть песня «Creep».

— Ого, каких музыкантов ты слушаешь. А Гегеля ты не читала?

— Нет, а кто это?

— Да так. Мыслитель немецкий.

— Нельзя говорить «да так», — заметила Мариша. — Ребенок подумает, будто вы считаете его глупым, и обидится. А вообще, я сейчас читаю английские сказки в оригинале.

Ошеломленный Роман вернулся в кухню, где Максим Максимыч жевал хлеб с салом.

— Умная у вас дочка.

— Четвертый класс, пора уже умнеть, — сказал англичанин с едва уловимой гордостью.

— По-моему, она не в нашей школе учится.

— Не приведи Господь. Маришка учится в толковой гимназии.

Очевидно, Максим Максимыч не без оснований полагал, что компания Эткиндов, Хидиятуллиных и Михеевых погубит его дочь.

У англичанина созрел заключительный тост.

— Смутные дни на то и смутные, что они приводят в замешательство, — начал издалека Максим Максимыч. — Турция, Сирия, Америка, Украина, обвал рубля — ряд длинный. Нефть дешевеет, еда дорожает, лица на улице стали злее, ожесточеннее. Ни власть, ни оппозиция доверия не внушают.

— Согласен с вами.

— У самого невзрачного депутата по две-три квартиры, не говоря уже о теневом бизнесе и машинах в гараже. Членам профсоюза подарки детские не выдают. Таким, что ли, верить? Или тем, кто с придыханием рассуждает о демократической Америке? На секундочку, Пиночет — ставленник США, да и с Хуссейном звездно-полосатые дружили до тех пор, пока дядя Саддам награбленным делился. Расправа с индейцами, резня в Гондурасе и Сальвадоре, во Вьетнаме и Лаосе — это демократично или нет?

Максим Максимыч ударил кулаком по столу. О тосте он словно и думать забыл.

— Не демократично, — рискнул вставить слово Роман.

— Ни разу не демократично. Некому верить. Сильные мира сего нам добра не желают. Но мы должны учить детей добру. Добро — это великодушие решительного человека, когда он по своей воле оказывает помощь и не ждет ничего взамен. Надо творить добро. Выпьем за это.

— За добро.

После чая с вафельным тортом Максим Максимыч вызвался проводить Романа до остановки. Супруга англичанина попросила навещать их чаще, Мариша вручила гостю новогодний дар — миниатюрный графический эскиз, где изображалось здание с ионическими колоннами и памятник перед ним. Роман узнал Казанский университет.

— Существуют две разновидности смелости, — сказал Максим Максимыч на улице, закуривая. — Первая включает умение настучать по морде подлецу и защитить свою крепость. Вторая — смелость идеалистов. Она вбирает две стадии. Первая — смелость жить и размышлять об устройстве жизни. Вторая — смелость жить и размышлять на трезвую голову.

— Третьей стадии нет? — уточнил Роман.

— Разве есть?

— Жить согласно своим принципам.

Максим Максимыч, до того шагавший, застыл как вкопанный. Сигарета выпала из пальцев.

— Вон как завернул. Впрочем, это скорее безрассудство, чем смелость. Но ты попытайся.

В холодном автобусе Роман размышлял, что значит последняя фраза Максима Максимыча. Обстоятельства не позволят тебе в каждом поступке соответствовать твоим высоким убеждениям, что будет подтачивать тебя и доведет до шизофрении? До самоубийства?

Кирила Петрович

Артур Станиславович взаправду исчез после каникул.

Шавалиев сообщил, что информатик также удалил страничку «ВКонтакте». Эткинд выразил уверенность, что информатик в страхе бежал подальше от 6 «А» и сменил имя.

Директор дал установку раз в неделю заниматься с отстающими во внеурочное время. Роман рассудил, что с восьмиклассниками номер не прокатит: предложение подучить материал после уроков они проигнорируют, а в случае уговоров пожалуются родителям, которые горазды поднимать бурю при малейшем намеке на ущемление их прав. Так что из отстающих Роман обычно оставлял шестиклашек, Хаирзянова и Исмаева, Титову и Сумарокову. В общем, всех тех, кому допзанятия помогали не больше йода при переломах и травяных настоев при пневмонии.

Однажды компанию учителю составил одинокий Алмаз Исмаев, удостоенный одноклассниками прозвища Кирила Петрович.

Все началось с «Дубровского». Пушкинский мелодраматический боевик пришелся 6 «А» по вкусу. Лишь Исмаев не включался в обсуждение. Читал он не по слогам, а по буквам и, как догадывался Роман, не понимал и половины из прочитанного. Целыми уроками Алмаз воздерживался от участия в обсуждениях, пугая учителя исключительно письменными работами, наводненными самыми ужасными ошибками, однако на «Дубровском» Исмаев решился. Когда Роман задал классу вопрос, что общего в характерах Андрея Гавриловича и Владимира Андреевича, Алмаз выпалил:

— Кирила Петрович!

Казалось, от хохота дребезжали стекла. Таким образом паренек получил свое прозвище.