Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

— А что если мы этой сволочи сейчас голову проломим? — предложил кто–то.

— Ванька, сбегай за молотком! — попросил бородач мальчика, подметавшего полы в медницкой.

— Это мы мигом, Пантелеич, — бойко ответил Ванька, не двигаясь, однако, с места.

Шпик поспешил закончить чаепитие.

— Куда вы торопитесь, Соколовский? — вмешался в разговор Петр Гермогенович. — Пока вы не ушли, я хочу спросить, что это за человек как–то спрашивал у меня про вас в конке. Знаете, на рабочего не похож, но и не барин… Соколовский покраснел:

— Какой из себя, высокий, черный?

— Совершенно верно, высокий и черный. Так что вы осторожней будьте…

— Да что вы, господин Куртуа. Это конторщик, со мной на одной квартире стоит.

Соколовский перевернул чашку вверх дном, бросил в рот кусочек рафинада и быстро вышел из цеха.

— А ну–ка, Ваня, проследи, куда пойдет Тень? — попросил Петр Гермогенович.

— Это мы мигом! — ответил тот, срываясь с места.

— Полагаю, пошел в контору за расчетом, — сказал Смидович.

— Да ну?.. — раздались голоса.

— В учреждении, где подвизается этот тип, не любят, когда становятся известны их агенты.

— Смотри–ка, как господин Куртуа наши российские порядки знает, — с наигранным удивлением промолвил бородатый медник. — А вы и вправду разговаривали с тем черным?

— Нет, конечно. Но шпика с Соколовским я действительно однажды видел.

Через несколько минут вбежал Ванька.

— В контору пошел, аккурат к дяденьке, что на работу принимает, — выпалил он на одном дыхании.

— Я ж говорил… — Петр Гермогенович усмехнулся. — Дня через три его как ветром сдует…

Он, возможно, еще долго размышлял бы об этом случае в медницкой, если б его не вернул к действительности Пантелеич.

— Ты что это прохлаждаешься, мил человек? — услышал Смидович его голос. — Сейчас загудит.

Они поздоровались за руку и прибавили шагу. Гудок их застал у самой проходной. Огромные железные ворота уже закрывались, но через них, оттесняя сторожа, вваливалась на территорию завода рабочая толпа.

— А ну–ка, поднажмем, братцы! — весело крикнул бородач. Был он немолод, однако ж силен, косая сажень в плечах, и с его помощью еще несколько десятков рабочих прошли на заводской двор. Через минуту толпа поредела, и сторож смог наконец закрыть ворота.

— Вот только так, Пантелеич, — сказал Петр Гермогенович рабочему, — мы можем добиться своего, если нас много и если мы дружны. — Он обернулся и посмотрел на проходную.

Опоздавшие уже входили через калитку, и табельщик отбирал у них номера, чтобы отметить штраф в рабочей книжке.

— К мастеру на явку, к мастеру на явку, — заученно бормотал он.

— А если мы будем разъединены, нас согнут в бараний рог, — продолжил свою мысль Смидович.

— Верно говоришь, Францевжч. — Он помолчал. — А ведь мы поначалу решили, Францевич, что ты тоже филер.

Петр Гермогенович даже остановился от неожиданности.

— Так уж у нас выходило, — смутился Пантележч, — Парень ты толковый, знающий. Дело у тебя в руках горит, а на какую работу пошел! Два целковых в день! Тьфу это, а не работа. Вот мы и думали, что ты из ихнего племени: там тебе хорошо платят, а у нас ты для виду поденщиком нанялся.

— И сейчас так думаете? — спросил Смидович.

— Сейчас по–другому. — Рабочий усмехнулся. — Так сказать, наоборот: не агитатор ли ты, часом?

— А агитатор — это плохо?

— Почему плохо. Только не каждому эта агитация дается. Тут надо осторожно действовать, с толком. На рожон не лезть. Вот листки, к примеру, тоже умеючи надо класть. Не так, как кто–то давеча. Надо, чтоб человек, которому они предназначены, не видал, — упаси бог! — когда их ему подкладывают. Иначе обязательно забоится и читать не станет. Вот и получается — риск большой, а толку ни на грош.

Листовки на завод принес Смидович.

Накануне вечером к нему пришла курсистка Таня, стройная, с разрумяненным морозом лицом и белозубой улыбкой.

— Здравствуйте, Эдуард! Как я все эти дни скучала… — сказала она нарочито громко.

Петр Гермогенович помог ей сбросить синий тулупчик с серым мехом, принял из рук капор, муфту, шарфик.

— Господи, да поцелуйте же меня, — шепнула она, поведя черными озорными глазами. — Ну вот, теперь все знают, зачем я пришла… Там какой–то незнакомый мужчина.

— Это родственник хозяйки из Вильны.

— Вот видите… Отвернитесь, пожалуйста.

Он отошел к окну и несколько минут смотрел на опустевшую улицу.

— Все… Можно обернуться.

— Спасибо, Танюша. Вы, кажется, немного похудели? — спросил Смидович, показывая глазами на сверток.

— Да, недоедание и душевные переживания на почве неразделенной любви, — Таня легко приняла шутку. — Здесь ровно сто штук. Надо постараться распространить их как можно скорее.

— Завтра же разнесу по цехам, — ответил Смидович. Ему нравилась эта молоденькая веселая девушка, легко согласившаяся приносить из «Союза», как коротко называли в целях конспирации Петербургский комитет РСДРП, нелегальные брошюры и листовки. Обычно Петр Гермогенович передавал их на заводы «из рук в руки», но сейчас его торопили, и он решил, что на этот раз придется рискнуть самому.