Петр Гермогенович не подошел к нему сразу, а немного постоял у магазина, осторожно осмотрелся, нет ли поблизости соглядатая, и не торопясь пошел навстречу.
— Собрались, Францевич, ждут… — сказал Егор тихонько. — Все как ты говорил. Именины и прочее. Сегодня как раз преподобный Симеон–столпник. Натурально вышло.
В доме пахло стиркой, пеленками, кислыми щами, готовящимися, должно быть, на общей кухне. Бегали и кричали дети, где–то за стеной пели нетрезвыми голосами. По обе стороны широкого коридора было много совершенно одинаковых дверей, но Егор безошибочно открыл именно ту, которая была нужна.
— Ребята, к нам гость.
Гостя ждали. Несколько пар глаз с интересом посмотрели на него.
— Здравствуйте, товарищи!
— Здравствуйте… здравствуйте, — послышались голоса. — Присаживайтесь!
— Да дайте ж человеку раздеться сперва. — Из–за стола поднялась пожилая, фабричного облика женщина, должно быть хозяйка, простоволосая, в белой кофте с рядом мелких пуговичек от низа до самого ворота, и приняла у Смидовича одежду. — А теперь садитесь, вот и место вам приготовлено.
Смидович сразу почувствовал себя своим в этой рабочей компании, в которой, наверное, все знали друг друга. Его посадили рядом с девушкой, почти девочкой, которая весело и открыто посмотрела на него.
— Знакомиться будем? — спросил Егор, прикладывая ладонь к уху.
— Обязательно, — ответил Петр Гермогенович и только теперь смог пожать его руку. Рука была сильной и очень крупной для тщедушной фигуры Егора.
— Тогда я по кругу начну… Рядом с тобой, Францевич, Николай, слесарь с Обуховского, два года в Архангельской губернии отбыл за агитацию… Иван Федорович с Торнтона, ткач. Тоже «из–под Глухова», вроде меня. Был я у них в гребенной, грохот — сил нет. Будешь с ним разговаривать, кричи погромче… Павел с Лесснера. Сам, между прочим, из Харькова. Приехал в Питер за кассу взаимопомощи агитировать.
Егор назвал еще четверых, среди которых был и именинник Семен, молотобоец с Путиловского.
— А это, Францевич, наша совесть — Валюша, — сказал Егор. — В Смоленскую вечернюю школу ходит. Умница.
— А где работаете? — поинтересовался Петр Гермогенович.
— У Сойкина, книжки помогаю печатать, — ответила Валя.
— Иногда и нам кой–что приносит. — Егор взял со стола уже изрядно потрепанную книгу и протянул Смидовичу.
— Вот это да! — Петр Гермогенович радостно удивился и посмотрел на соседку. — Ну и молодец, Валя! Как же это вам удалось?
— Да так, удалось и все! — Юное лицо ее зарделось.
Смидович держал в руках отпечатанный в типографии Сойкина сборник «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития». В сборнике, он знал, была помещена большая работа К. Тулина «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве». Петр Гермогенович не так давно прочитал этот сборник, который тайно распространялся среди социал–демократов в Петербурге. Царское правительство конфисковало тираж, правда, около ста книг удалось спасти. Одну из них он сейчас держал в руках.
— Товарищи, вы знаете, кто это — Тулин? — спросил Петр Гермогенович.
— Знаем, Францевич, — ответил Егор. — От Валюши. А ей учительница сказала. Потихоньку, понятно. Вот я и хочу, чтоб ребята познакомились, что тут написал товарищ Ульянов. У нас на заводе его многие помнят. Где оп сейчас, может, знаете?
— Знаю. Ульянов сейчас за грающей.
Дверь в коридор была плотно закрыта и завешена дешевенькой ситцевой портьерой, но на всякий случай разговаривали вполголоса. На столе стояло все, что полагается на именинах, — горка теплых пирогов, холодец в эмалированных мисках, короткогорлый штоф водки.
— Может, закусим сперва, — робко предложила хозяйка.
— Закусить — это сам бог велел, — охотно согласился именинник и взялся за штоф.
— Что ж, Францевич, со знакомством, по русскому обычаю, — сказала хозяйка, протягивая к Смидовичу стаканчик. — Чтоб все хорошо было.
— Трудно, чтоб в наше время все хорошо было, — вздохнул парень из Харькова. В рваненьком пиджачишке и видавшем виды шарфе, повязанном вокруг длинной шеи, он производил бы впечатление жулика, если бы не внимательные, умные глаза.