Солнце уже, наверное, село, потому что в чуме стало совсем темно, несмотря на откинутый нюк — полог, заменявший дверь. Старая жена Тевана затеплила приберегаемую для торжественных случаев толстую свечу, ее делали еще зимой — топили олений жир и замораживали в оленьем пищеводе.
— Приехал Ваули в Обдорск, в дом пошел чай пить. Не знал, что там стражников много. Тогда стражники схватили его и связали. Ваули лежит связанный, а богатые смеются: теперь Ваули не будет по тундре ездить, не будет оленей отбирать. Положили Ваули на нарты. Село на нарты много людей с ружьями и ножами. Повезли Ваули в тюрьму. До Высокого мыса доехали. Тогда Ваули вскочил на ноги, разорвал ремни и с Высокого мыса соскочил вниз. Люди за ним погнались. Стреляли. А Ваули уже нет. Улетел Ваули. Искали долго, не нашли. А Ваули уже далеко, в тундре опять.
Старик устал. Он вздохнул, последний раз качнулся своим легоньким тельцем и стал подниматься. Все вокруг тоже перевели дух и тоже начали подниматься, растирая затекшие от долгого сидения ноги. Лица у всех были умиротворенные: ведь Ваули на свободе, снова ездит по тундре, и, кто знает, не встретится ли он им завтра…
— Крепкая тюрьма была у Ваули, председатель, — деревянный чум, — сказал Теван. Гости уже разошлись, и в чуме остались одни хозяева да Смидович. — Тюрьма, однако, еще стоит. В Обдорске.
— Мне говорили об этом, Теван, — ответил Петр Гер–могенович.
Он, и верно, знал историю Ваули Пиеттомина из рода Ненянг, первого ненца, который поднял восстание в тундре. Десять лет летучий отряд Ваули, вооруженный луками и промысловыми ружьями, на четырехстах нартах носился по тундре, нагоняя смертельный страх на богачей. Ваули чувствовал себя настолько сильным, что объявил низложенным ненавистного всем остяцкого князька Ивана Тайшина, предок которого был поставлен к власти еще Екатериной II. Тайшин заманил Ваули в Обдорск, клялся ему в верности и обещал сделать все, чего потребует Ваули. А тем временем в доме князька уже сидела засада. На Ваули набросились казаки, связали, заковали в кандалы и увезли в Березов… Нет, ему не удалось бежать, как об этом рассказывала легенда, не удалось разорвать крепкие цепи. В Березове, в том самом селе, где отбывал ссылку опальный Меншиков, Ваули судили, наказали кнутом и отправили в Сибирь на вечную каторгу. Было это в 1841 году.
В чуме уже все спали, Петр Гермогенович укладывался, когда услышал осторожный шепот Тевана:
— Говорили мне, однако, что ты, Петр, как Ваули, за бедных при царе воевал. Даже в царской тюрьме сидел. Да?
Петр Гермогенович добродушно улыбнулся:
— Приходилось, Теван.
— Может, расскажешь мне?
— Завтра, Теван. Устал я… Да и спать пора.
Глава вторая
Это случилось в Москве в 1895 году.
Он учился в Московском университете на отделении естественных наук физико–математического факультета и был влюблен в своих великих наставников — Тимирязева, Сеченова, Мензбира, Столетова. Ему особенно нравилось работать в лаборатории Ивана Михайловича Сеченова — готовить препараты и приборы к его лекциям, и не раз автор знаменитых «Рефлексов головного мозга» хвалил своего юного помощника, связывая его будущее только с наукой.
В лаборатории всегда стоял специфический запах помещений, где работают с подопытными животными. Пробирки, вставленные в отверстия штативов, были наполнены кровью, и если на них падал косой луч солнца, они загорались ярким розовым светом. Скоро должна была начаться лекция, и Иван Михайлович, сухопарый, немолодой, с удивительно добрым лицом в мелких рябинках, зашел в лабораторию, чтобы проверить, все ли готово. У препаратов хлопотал Смидович. Сеченову достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что студент чем–то обеспокоен.
— Вы, кажется, взволнованы, молодой человек? — спросил Сеченов.
— Больше того, Иван Михайлович! — воскликнул Смидович. — Этот князь Урусов…
Сеченов поморщился.
— …Вот уже скоро месяц, как не платит мне гонорара. Тридцать девять рублей — немалая сумма!
Сеченов вынул бумажник:
— Пожалуйста, не откажите принять. Отдадите после, когда разбогатеете.
— Большое спасибо, Иван Михайлович. Но пока не надо. Сегодня я обязательно застану этого сиятельного прохвоста.
«Сиятельный прохвост» издавал на собственные средства охотничий журнал, куда Смидович изредка приносил свои статьи. Он с детства любил животных и теперь составлял обзоры о них, просматривая иностранные журналы. Конечно, было бы приятнее писать самому, но для этого надо иметь время и деньги. У Смидовича же не было ни того, ни другого, особенно денег…
Сегодня, едва закончилась лекция Сеченова, как всегда блестящая, остроумная, насыщенная меткими, сильными фразами, сказанными высоким, немного резковатым голосом, Смидович снова поехал к Урусову. Нет, теперь он не будет столь наивен и высмотрит князя по эту сторону дома, не показываясь швейцару на глаза.