«Непредсказуемый» Бродский (из цикла «Laterna Magica»)

Во второй, третьей и четвертой строках речь идет о том, что наступит момент, когда часовая стрелка будет продолжать двигаться, насчитывая часы и дни, которыми лирическому герою уже не воспользоваться. В прозе поэт высказывает эту мысль несколько иначе: «Но тебе также известно, что ни одному человеку не удалось завладеть своим будущим – или, если на то пошло, своим прошлым. Все, что он теряет, умирая, это день, когда это происходит – оставшуюся часть дня, если быть точным, – а в глазах Времени – еще меньше».

В пятой, шестой, седьмой и восьмой строках тема «дни сочтены», начатая в эссе, находит продолжение. «Твердая вещь» (памятник) наследует от Цезаря всех его врагов, и проклятья, которые варвары привыкли бросать Цезарю, желая ему смерти, сейчас адресованы гордыне поэта. Поэт отвечает варварам так, как подобает отвечать Цезарю, который не ведает страха смерти. Ведь для Цезаря рождение является входом, смерть выходом, а жизнь – островком в океане частиц. Правда, тема преодоления варварства в стихотворении опущена. «Твердая вещь» – это уже воздвигнутый памятник. Но пока еще воздвигнутый в отсутствие признания вечностью.

И тут, вероятно, возникает нужда в вертикальной проекции. Вертикально выстраиваются два памятника. Цезарь, принявший доктрину стоиков, надеется воздержанием заслужить себе вечную жизнь. Однако его памятник есть не более чем «место на карте истории», которое, как и Атлантида, может оказаться в любую минуту под водой. Однако воздержание, продиктованное доктриной стоиков, соседствует у Марка Аврелия с жестокостью. Объявив гонение на христиан, Цезарь поставил доктрину стоиков выше христианской доктрины. Бродский же вроде бы не хочет разбираться в тонкостях, важных для гордого Цезаря. Потому-то памятник Цезарю не будет вечным, а повторит роковую судьбу прекрасной Атлантиды.[399] Вечность, вроде бы говорит Бродский, предназначена поэту (читай: ему).

«Поэзия возникла до того, как зародились концепты: христианство, стоицизм, пространство, время. Оттого и поэтический памятник, воздвигнутый из “камня-кости”, прочнее всех бронзовых памятников: “От него в веках борозда длинней, / чем у вас с вечной жизнью с кадилом в ней”».[400]

Но как мысль о превосходстве памятника поэту перед памятником императору могла вязаться с имперскими увлечениями Бродского?

В стихотворении «Пьяцца Маттеи» (1981) есть строки, в которых имперские традиции, идущие из Рима, определены не только поэтическими влияниями, но также властью Рима и римского права над подвластными ему народами (варварами):

Я счастлив в этой колыбели
Муз, Права, Граций,
Где Назо и Вергилий пели,
Вещал Гораций.[401]

И именно в этой смеси поэтических влияний и политической власти Рима следует искать смысл «имперских увлечений» самого Бродского. Правда, поиск этого смысла требует того, чтобы быть поставленным в контекст темы романизации греческого мира, разработанной Хайдеггером. Когда-то, сочиняя свой фундаментальный труд о Ницше, Хайдеггер писал, что Ницше заново открыл греческий мир в его римском, т. е. одновременно современном и негреческом понимании, а точнее, открыл греческий полис в имперском контексте Рима, в котором истина мыслилась как корректность. Отсюда и римское слово falsum (fallo), родственное греческому sfallо, толковалось как «приводить к падению», «делать шатким».

«Римский falsum, – пишет Хайдеггер, – который “соотносится с imperium и imperial”, означает “властное повеление”, “имперское владычество”. Мы воспользуемся этим словом в его непосредственном и первоначальном значении. Imperium – это сфера повеления (Gebiet). Необходимо указать, что наше понимание слова как команды основываете на его более позднем, латинском и романтическом толковании <…>. Понятое таким образом, оно является сущностной основой господства, а не только его следствием и тем более не одной лишь формой его осуществления. В этом смысле ветхозаветный Бог – это Бог “повелевающий”: “ты должен”, “ты не должен” – таковы его слова. Это долженствование начертано на скрижалях закона. У греков никакой бог не является повелевающим: он только показывает, указывает <…> В сущностную сферу “повеления” входит римское право ius <…> Повеление есть сущностная основа господства и по-римски понятого “быть правым” и “иметь право”».[402]