Непреклонные

— Да, действительно, кольцо я забрал. Наверное, нужно было скрыться с ним уже после свадьбы, — кисло усмехнулся Шестаков. — Не знаю, возможно, за тонкую проволоку триста семьдесят пятой пробы можно искалечить человека. Такое кольцо было у бати. Тот даже не понял, что это не оно. Да, я поступил плохо, но со временем собирался отдать деньги. Я пытался договориться с Натальей Лазаревной, но она потребовала немедленно вернуться к Миле и оформить брак. А уж если я оказался мерзавцем и негодяем, то возвратить кольцо и костюм. Я не смог тотчас сделать это, и поплатился очень дорого. Летом девяносто четвёртого года пять человек подкараулили нас с приятелем на Школьной улице, у дома номер четыре, где была его квартира. Приятель бросился меня защищать, но его тут же успокоили, несколько раз ударив головой о стену дома. Мила об этом, конечно же, не знает. Тётя сообщила ей только, что говорила со мной, стыдила, но ничего не добилась. Нападение на нас приписали уличным хулиганам, которых потом так и не нашли. Валька остался припадочным. Работать не может, висит на шее у стариков-родителей. Я ему каждый месяц деньги высылаю, потому что он-то совсем невинно пострадал. А меня отмудохали по полной программе. Врачи удивлялись, как я вообще-то выжил. Не знаю, удовлетворилась ли на тот момент Наталья Лазаревна, но больше свести меня с Милой не пыталась. Ребёнок родился в середине августа, через два месяца после драки. Милина кокочка стала и его крёстной. Имя дали по святцам — Дионисий. Я не знал, кто отец младенца. Допускал, что я, и чувствовал за собой вину. Хотел увидеть новорождённого и понимал, что это невозможно. Ехать из больницы мне было некуда. Чтобы получить какие-то деньги, согласился на предложение знакомого врача, у которого было знакомство в Центре акушерства и гинекологии. Он говорился о том, что я сдам туда сперму. Пусть я избит хулиганами, но генетически здоров, и даже имею сына. И вот там-то выяснилось, что я не могу зачать детей. Скорее всего, одна и детских болезней дала осложнение. В моей сперме вообще нет сперматозоидов. И врач, уже другой, в Центре, твёрдо сказал, что ребёнок моим быть никак не может. Значит, я был прав, произнося слова, так взбесившие Наталью Лазаревну! Она и мысли не допускала, что Милочка могла залететь не от меня. А ведь мы жили несколько месяцев, и ничего… Всякое, конечно, бывает, но с вердиктом медиков спорить нельзя. Людмила вам рассказывала о блестящем морском офицере, который ужинал с ней в гостинице «Спутник»? По срокам получалось, что ребёнок мог быть и от него. Наш разрыв произошёл в ноябре девяносто третьего. Я как сейчас вижу — ресторан, танцующие пары. Милка, в гипюровом платье с люрексом и открытой спиной. В её руке, перекинутой через плечо моряка, зажато пять красных гвоздик. Он что-то шепчет ей на ухо, а у неё туманится взор. Не знаю, кто на моём месте прореагировал бы иначе. Увидеть без пяти минут жену в ресторане при гостинице, да ещё в таком обществе! Ясно, что мужчины этого типа при луне с девушками не гуляют. Я видел его, как сейчас вас, а потом узнал… Когда портрет показывали по телевизору, печатали в газетах. Человек этот прославился уже после смерти. Тогда он сказал, что если я Милу хоть пальцем трону, мне не жить. Я, прикинув свои шансы, предпочёл просто уйти. Дядя этот был под потолок, да и вообще… Мы с Милой всё-таки ещё не расписались, и она имела право любить другого. Но и у меня никто не отнимал права уйти от неё. Кольцо… Да, кольцо! И костюм… Наталья говорила потом, что послала ребят проучить меня не из-за них. Она хотела покарать беглого папашу. Желала, чтобы я на всю жизнь запомнил брошенную девушку. Чтобы не мог нормально жить с другой, чтобы каждый день казнил себя за подлость. Ведь Наталью первый муж бросил с восемью детьми, а тут и крестницу постигла горькая доля. И поэтому Банщица считала отцов-изменников бешеным зверьём, подлежащим уничтожению.

— Наталья узнала, что вы не можете иметь детей?

Я еле разжала занывшие челюсти. Если Шестаков говорить правду, я не желаю искать убийцу. Я не найду в себе силы сдать его в милицию, потому что милая кокочка заслужила свою смерть. Сама она между делом совершала преступления, посягала на чужую жизнь, калечила будущее. Только одного не знаю — смогу ли рассказать об этом Миле. Наверное, нет, потому что такого удара она не вынесет. Она потеряет идеал и расхочет жить.