Б р у н о. Как объяснить это вам, ходящему по земле?.. Я пью из источников, бьющих по ту сторону небесных сфер.
М о ч е н и г о. Не понимаю. И никто, наверное, вас не понимает. Мне говорили, что у вас по всей Европе… как бы это выразиться… ну… скандальная известность.
Б р у н о
В т о р о й. Сколько он, месяца три у нас живет?
П е р в ы й. Два месяца и восемнадцать дней.
Ч е т в е р т ы й. Хозяин от его ученья и вовсе очумел.
Т р е т и й. Бедняга. Тут и покрепче мозги не выдержат.
Ч е т в е р т ы й. Выпить он не дурак и до баб лют.
П е р в ы й. Последние девять дней одну и ту же водит.
В т о р о й. Притомился, значит. А вчера пришел на кухню и давай нам рассказывать, как на звездах жизнь устроена. Чудно.
Т р е т и й. Чем только эти чудеса кончатся?
Ч е т в е р т ы й. А то ты не знаешь.
Т р е т и й. Ясное дело — нет.
Ч е т в е р т ы й. Кончится как все чудеса… Продажей.
Б р у н о. Все!.. Все, все, все, все! И слушать не хочу. Невозможно!
М а р и я
Б р у н о. Не любовница, а возлюбленная. Не наемного учителя, а приглашенного философа. Не в доме, а во дворце. Не…
М а р и я
Б р у н о. Ты говоришь, в Венеции не бывало такого. А в Италии, да что в Италии, на всем белом свете такое бывало, чтобы женщина ждала мужчину пятнадцать лет?
М а р и я. Дура баба весь свой век ждет беглого монашка. А он…
Б р у н о. А он вспоминает о ней каждый день и…
М а р и я. Не надо, Джордано. На такую-то малость у меня ума хватает — я же не претендую на твое прошлое.
Б р у н о
М а р и я. Я и теперь трусиха. Люди ведь редко меняются, Джордано… Говорят, любовь делает человека сильным и смелым… Неправда. Отнимает она смелость. Если и была, то отнимает… Господи, как я дрожала за тебя. Ты ведь такой глупый. Ничего не понимаешь — ни жизни, ни людей.
Б р у н о. Ну вот, на́ тебе! Договорилась!
М а р и я. Конечно… Умный человек умеет промолчать… Ты не умеешь.
Б р у н о. Что, родная?
М а р и я. Джордано, я хочу тебя поцеловать…
Б р у н о. Разве можно стремиться что-нибудь удержать в наше время?
М а р и я. Это придумали лицемеры. Они хотели удержать, просто не смогли.
Б р у н о. Но я лист, гонимый ветром.
М а р и я. Вокруг тебя одни враги, Джордано! Никто не умрет за тебя… Кроме меня.
Б р у н о
М а р и я
Б р у н о. И что, больше не кажется?
М а р и я
Б р у н о. Ты самая красивая и умная. Черт меня побери, если не так! У нас еще все впереди, родная!
М а р и я. Боюсь, что для меня твой оптимизм воплотится во что-то реальное слишком поздно.
Б р у н о. Э! Лучше немного позже, чем немного хуже.
М а р и я
Б р у н о. Угрозы?!
М а р и я. Возьму и выйду замуж.
Б р у н о. Шантаж?!
М а р и я. Ты знаешь, что однажды я была уже близка к этому? А?
Б р у н о
М а р и я. Не слишком ли вы уверены в себе, синьор учитель? И самонадеянны. Видно, не так уж вам было плохо, как я думала.
Б р у н о. Еще Вергилий в «Георгиках» писал: «К концу похождений и я не могу удержаться от смеха…»
М а р и я. Знаешь, было время, когда я старалась не видеть людей. Сил моих не было смотреть на них. Мне казалось, что я убью любого, кто попробует ко мне подъехать… И каждую ночь был один и тот же сон — ты лежишь на какой-то соломе, и вся нога у тебя объедена крысами.
Б р у н о. Каждую ночь?
М а р и я. Каждую ночь.
Б р у н о. Крысами?
М а р и я. Крысами.