Неприглядная история. Как жили, любили и болели в разные эпохи

В какой-то момент женская неверность стала скорее легким модным пороком, который охватил Европу и дошел до России. Моралисты винили в этом и иностранные веяния (бедные французы!), и упадок религии, и воспитание с акцентом на украшение женского тела (и, как следствие, сексуализацию), а также превосходство страсти над привязанностью. Жены могли спокойно принимать незаконнорожденных детей своих мужей – не только в Англии, но и в России. Незаконнорожденные и законные дети общались друг с другом, а мальчики-бастарды получали прекрасное образование и спокойно достигали социальных высот. Девочкам приходилось сложнее: очень немногие из них (как, например, Мария Уолпол, незаконнорожденная дочь сэра Эдварда Уолпола, которая второй раз вышла замуж за младшего брата короля Георга III, герцога Глостерского; король, впрочем, этим браком был крайне недоволен) могли добиться успеха в свете.

И даже в XVIII веке некоторые разговоры в Англии – после того, как дамы покидали комнату, – могли быть чрезвычайно свободны, о чем свидетельствует французский писатель Франсуа VI де Ларошфуко. Во Франции, например, такой практики не было.

Несмотря на все это, женщина конца XVIII века уже знала о наличии сексуальных желаний. Более того, из переписок можно увидеть, что сексуальная страсть стала неотъемлемой составляющей браков (благодаря концепции брака по любви) – и к неверности часто вело угасание этой страсти. В женских журналах, например в Lady’s Magazine, в 1770-х годах говорилось, что сексуальное желание, с одной стороны, эфемерно, а с другой – служит важным компонентом брака, а потому жена должна делать все возможное, чтобы его сохранить.

В XIX веке медики пошли дальше: например, появилась теория о физической опасности порнографии. Логика была такой: похотливые мысли и воображение стимулировали приток крови к половым органам, что оказывало влияние на мозг, создавая большую нагрузку на нервную систему. Иначе говоря, неизбежный результат чрезмерного сексуального желания – безумие. К концу века вклад в эти идеи внес Уильям Эктон: он был убежден, что женщины равнодушны к сексу и их безразличие предопределено божьей волей, чтобы предотвратить чрезмерное расходование жизненной силы мужчиной. Женщина соглашалась подчиниться мужу только из страха, что он бросит ее ради куртизанки. Мужчины же видели это нежелание и пытались как можно быстрее закончить половой акт – так нервная система почти не страдала. Были и еще более радикальные идеи: например, что куннилингус и фелляция вызывают рак, а анальный секс приводит к еще большим страданиям[125]. Более того, если у кого-то, кто предпочитал такие «извращения», рождались дети, то у них тоже должны были быть извращенные наклонности.

Нежная и покорная викторианская жена считалась недостаточно сексуальной. Она не знала ничего о своей физиологии и была невинна не только физически, но и духовно, воспитывалась в духе пассивности, была утончена и стремилась к духовности. Даже если женщина не испытывала отвращения к сексу, то все равно нуждалась в деликатном обращении – викторианские мужья в большинстве своем были плохо к этому подготовлены. В 1894 году доктор Элис Стокхэм сказала, что любой муж, который требует полового акта с любой другой целью, кроме зачатия детей, превращает свою жену в проститутку. В целом общее мнение было таким: муж не должен навязывать свои животные желания жене больше необходимого. Раз в месяц – предпочтительнее всего, раз в неделю – если ситуация была отчаянной и нужно было срочно зачать, и никогда – во время менструации или беременности. Поэтому многие мужчины считали, что оказывают жене услугу, если, не справившись с желанием, переносят его в другое место и прибегают к услугам куртизанок. У этого действия даже было медицинское объяснение: половой акт вреден, если он избыточен, но уже не так опасен, если он совершается просто и не требует эмоциональных затрат. То есть секс с проституткой, в котором не было страсти и любви, наносил меньший вред здоровью, чем секс с женой. Отсюда расцвет проституции: есть основания полагать, что официальная статистика была сильно искажена.

Подавленная сексуальность воплощалась не только в табуированности информации о сексе, но и в существовании двойственных взглядов на сексуальное взаимодействие. Сексуализировалась даже мебель – по этой причине в домах часто прикрывали ножки мебели. В наше время это может прозвучать странно, но в Викторианскую эпоху ножки мебели приравнивались к человеческим ногам и наделялись своеобразной сексуальной харизмой. Как результат – повышение интереса к ногам и их упоминание во всевозможной порнографии.