Неприятности – мое ремесло

Одевался я медленно, с трудом двигая неловкими пальцами и то и дело зевая. Парень на полу не шевелился.

Я вышел и запер комнату.

5

Я прошел по широкому тихому коридору с паркетным полом и узкой дорожкой посередине; дальше белые дубовые перила с широкими изгибами вели в холл. Тяжелые старомодные двери были закрыты. За ними – ни звука. Я осторожно, на цыпочках прокрался к ним.

В вестибюль, откуда открывалась входная дверь, вели внутренние стеклянные двери. Я подбирался к ним, когда зазвонил телефон. За полуоткрытой дверью, откуда в полутемный холл падал свет, ответил мужской голос. Я вернулся, заглянул за дверь и увидел за столом мужчину, который разговаривал по телефону. Подождав, пока он закончит, я вошел.

У него был бледный костистый череп, поперек которого пролегала полоска жиденьких, будто приклеившихся к коже каштановых завитков, и болезненное, вытянутое, не знакомое с улыбкой лицо. Глаза метнулись ко мне. Рука скакнула к кнопке на столе.

Я ухмыльнулся и прорычал:

– Не надо. Мне терять нечего. – Я показал ему дубинку.

Он неумело, будто замороженная рыба, улыбнулся. Длинные бледные руки трепетали над столом словно больные бабочки. Одна начала сползать к выдвижному ящику.

– Вы были очень больны, сэр, – сообщил он, едва шевеля языком. – Очень больны. Я бы не советовал…

Я ткнул дубинкой в проказливую ручонку, и она словно втянулась сама в себя, как слизень на горячем камне.

– Не болен, приятель. Меня тут наширяли какой-то дурью. А теперь я хочу выйти. И дайте мне нормального виски.

Он задвигал пальцами по столу:

– Я доктор Сандстренд. И это частная клиника, а не тюрьма.

– Виски! – прохрипел я. – Устроили частную психушку. Чудный рэкет. Виски!

– В медицинском шкафчике, – выдохнул он.

– Уберите руки за голову.

Он убрал.

Я обошел стол с дальней стороны, открыл ящик, к которому подбиралась его рука, и достал автоматический пистолет. Потом убрал дубинку и подошел к медицинскому шкафчику на стене. На полке стояли три стакана и бутылка виски емкостью в пинту. Я взял два стакана. Налил в оба.

– Вы первый.

– Я… я не пью. Совершенно не пью, – пробормотал доктор, по-прежнему держа руки за спиной.

Я снова достал дубинку. Он торопливо протянул руку, схватил стаканчик и выпил. Ничего страшного не случилось. Я принюхался к выпивке, опрокинул. Сработало. Я выпил еще и опустил бутылку в карман.

– Ладно, док. Кто меня сюда упрятал? Поживее. Я тороплюсь.

– Кто… полиция, разумеется.

– Какая полиция?

Он поник, плечи опустились. Похоже, ему было не по себе.

– Под жалобой в качестве свидетеля подписался некто Гэлбрейт. Все совершенно законно, уверяю вас. Он полицейский.

– С каких это пор полицейский выступает свидетелем в деле по заключению в психлечебницу? – (Сандстренд промолчал.) – Кто напичкал меня наркотиками?

– Не знаю. Полагаю, это продолжалось какое-то время… довольно долго.

Я потрогал подбородок:

– Все два дня. Лучше б они меня пристрелили – дешевле б обошлось. Пока, надзиратель.

– Если вы выйдете, – пропищал он, – вас сразу же арестуют.

– Ну не за то же, что я просто вышел.

Когда я закрывал дверь, он еще держал руки за головой.

Кроме замка, дверь закрывалась на задвижку и цепочку. Остановить меня никто не пытался. Я пересек старомодную веранду, прошел по широкой, обсаженной цветами дорожке. На дереве запел пересмешник. От улицы участок отделял белый деревянный забор. Дом стоял на углу Двадцать девятой и Дескансо.

Я прошел четыре квартала на восток, до автобусной остановки, и стал ждать автобус. Никто не поднял тревогу, меня не искали патрульные машины. Подошел автобус. Я доехал до центра, зашел в турецкие бани, принял паровую ванну, контрастный душ, растерся, побрился и допил виски.

Лишь после этого я смог поесть, а поев, отправился в незнакомый отель, где зарегистрировался под придуманным именем. Было полдвенадцатого. Местная газетенка, которую я прочитал, взяв еще виски, сообщала, что некий доктор Ричард Шарп, найденный мертвым в пустом меблированном доме на Каролина-стрит, все еще не дает полицейским спокойной жизни. У них нет никаких предположений относительно личности убийцы.

Дата на газете указывала на то, что из моей жизни изъято сорок восемь часов – без моего ведома и согласия.

Я лег спать, уснул, видел кошмары и просыпался в холодном поту. То были последние абстинентные симптомы. Утром я встал здоровым человеком.

6

Шеф полиции Фулвайдер походил на разжиревшего, кряжистого боксера-тяжеловеса с беспокойно бегающими глазками и рыжими волосами почти розового оттенка. Подстрижены они были коротко, и между розовыми щетинками проглядывал розовый же череп. Носил он светло-коричневый фланелевый костюм с накладными карманами и швами внахлестку, скроенный так, как по силам не каждому портному.

Поздоровавшись со мной за руку, шеф Фулвайдер повернул стул и положил ногу на ногу, продемонстрировав мне французские фильдеперсовые носки по три или четыре доллара за пару и красно-коричневые английские броги ручной работы по цене от пятнадцати до восемнадцати монет, да и то с учетом скидок по случаю Депрессии.

Может, подумал я, у него супруга с деньгами.