Неприятности – мое ремесло

Я разорвал телеграмму на мелкие клочки и сжег их в большой пепельнице.

8

Я позвонил Анне Риордан:

– Интересные вещи творятся на свете. – И я рассказал ей все по порядку.

– Не нравится мне этот карандаш, – вздохнула Анна. – И то, что под руку бандитам попался какой-то мелкий бухгалтер – судя по району, где он жил. Зря ты в это ввязался, Фил.

– Зато Икки остался жив. Отсидится, сменит имя. Если бы ему не угрожала опасность, он бы мне столько не заплатил.

– Гораздо больше меня беспокоишь ты. Это тебе нужно отсидеться. Переезжай ко мне. Переадресуешь почту, если она у тебя есть. Посидишь дома, в Лос-Анджелесе хватает частных детективов.

– Пойми, дело не в работе. Всем городским сыщикам известен мой адрес, а значит, рано или поздно его узнают все криминальные репортеры. Полиции ничего не стоит повесить этот труп на меня. Показаний давать никто не станет. Добропорядочные граждане знают, что вмешиваться в бандитские разборки себе дороже.

– Смотри, как бы ты об этом не пожалел. Мое предложение остается в силе.

В дверь позвонили. Я сказал Анне, что перезвоню, и пошел открывать. Передо мной стоял элегантно одетый господин средних лет. На лице играла приятная улыбка мошенника. Он носил белую ковбойскую шляпу и узкий галстук, продетый сквозь декоративную пряжку. Светлый костюм из фланели сидел на нем как влитой.

Посетитель щелкнул золотой зажигалкой и прищурился на меня сквозь клубы дыма.

– Мистер Марлоу?

Я кивнул.

– Фостер Граймз, управляющий клубом «Ранчо Эсперанса». Это на Пятой улице в Лас-Вегасе. Говорят, вы знакомы с неким Икки Розенштейном?

– Может быть, войдете?

Он прошел в кабинет. Типичный богач, вырядившийся ковбоем из любви к Дикому Западу или ради бизнеса. Зимой в Палм-Спрингс от таких не протолкнешься. Акцент выдавал в нем жителя Восточного побережья, но не из Новой Англии. Нью-Йорк или Балтимор, хотя, возможно, Лонг-Айленд или Беркшир. Нет, вряд ли.

Я жестом показал ему на кресло для посетителей, а сам уселся на свой древний скрипучий трон. Я ждал.

– Не знаете, где сейчас Икки?

– Понятия не имею, мистер Граймз.

– А как вас угораздило с ним связаться?

– Из-за денег.

– Объяснение более чем достаточное, – улыбнулся он. – И далеко его занесло?

– Я помог ему покинуть город, хотя не понимаю, какого черта должен объясняться перед вами. К тому же я все рассказал своему заклятому приятелю из офиса шерифа.

– Заклятому?

– Полицейские недолюбливают ищеек вроде меня, но его я знаю давно. Мы друзья, насколько могут дружить звезда частного сыска и полицейский.

– Я сказал вам, кто я такой. Мы не последние люди в Вегасе. Этот город всецело принадлежит нам, и не понимает этого только один вшивый газетчик, мутящий воду за нашими спинами. Мы не трогаем его только потому, что не хотим вредить своей репутации. Убийства теперь не в почете.

– Скажите это Икки Розенштейну.

– Это не убийство, а наказание. Икки пошел против правил.

– Да, только ваши парни пристрелили не того. Им следовало присмотреться, прежде чем палить в первого встречного.

– Они бы так и сделали, если бы вы не вертелись под ногами. Парни спешили. Мы не любим лишнего шума.

– Кто эти «мы» – великие и ужасные?

– Не стройте из себя невинную девицу, Марлоу.

– Ладно, допустим, я понял.

– Вот чего мы хотим. – Он вытащил из кармана смятую купюру и положил на стол рядом с собой. – Найдите Икки и скажите ему, чтобы не трясся за свою шкуру. Пусть возвращается, раз уж парни пристрелили не того. Светиться нам ни к чему. А это за услуги. – Он кивнул на тысячную купюру – наверняка самую мелкую из тех, что завалялись в кармане. – Еще одну получите, когда исполните поручение. Если Икки откажется, считайте, что мы в расчете.

– А по физиономии не хотите получить вашей бумажкой?

– Это неразумно. – С приветливой улыбкой мистер Граймз одним движением вытащил «кольт-вудсмен» с коротким глушителем. От одного выстрела ствол не заклинит. Мой гость двигался быстро и плавно, не меняя выражения лица. – Я сумею доказать, что не покидал Лас-Вегаса, а вас найдут мертвым в собственном кабинете. Эка невидаль – еще одна зарвавшаяся ищейка, получившая по заслугам. Так что положите руки на стол и пораскиньте мозгами. Я стреляю без промаха, даже с этим чертовым глушителем.

– Полегче, мистер Граймз. Никаких рук на стол. Лучше скажите, что вы думаете об этом? – Я швырнул ему остро заточенный карандаш; продолжая сверлить меня взглядом, он перебросил пушку в левую руку, а правой поднял карандаш. – Вот, прислали по почте. Ни привета, ни обратного адреса. Думаете, я никогда не слыхал о таком, мистер Граймз?

Он нахмурился и бросил карандаш на стол. Не дожидаясь, когда он перебросит пушку, я быстрым движением сунул руку под стол, сжал рукоять сорок пятого калибра и установил палец в спусковой крючок.

– Загляните под стол, мистер Граймз, и увидите дуло закрепленного там пистолета сорок пятого калибра, нацеленное вам в живот. Прежде чем стрелять, подумайте: ведь если моя рука дрогнет, я разнесу ваше брюхо в клочья. Даже киношники уже усвоили, что сорок пятый калибр отбрасывает жертву футов на шесть.