Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма

Если перейти на более общий уровень, то следует иметь в виду, что глобальный капитализм не обязательно толкает всех своих субъектов к гедонистическому/попустительскому индивидуализму, а кроме того, в ряде стран, недавно ступивших на путь быстрой капиталистической модернизации (например, в Индии), многие люди придерживаются так называемых традиционных (досовременных) убеждений и этики (таких, как семейные ценности, отказ от разнузданного гедонизма, сильная этническая идентификация, предпочтение общинных связей личным достижениям, уважение к старшим и т. п.). Это никоим образом не доказывает, что они не являются вполне «современными», в том смысле, что жители либерального Запада могут позволить себе прямую и полноценную капиталистическую модернизацию, а люди в менее развитых странах Азии, Латинской Америки и Африки якобы способны выдержать натиск капиталистической динамики только с опорой на костыли традиционных связей – то есть что традиционные ценности якобы необходимы, когда местное население не может выжить при капитализме за счет внедрения собственной либерально-гедонистической этики индивидуализма. Постколониальные теоретики, занимающиеся изучением «подчиненных», или «угнетенных» (subaltern), субъектов и обнаруживающие в стойкости досовременных традиций сопротивление глобальному капитализму и его насильственной модернизации, здесь глубоко заблуждаются: как раз наоборот, верность досовременным («азиатским») ценностям парадоксальным образом является той самой чертой, которая позволяет странам вроде Китая, Сингапура и Индии идти по пути капиталистического развития даже более решительно, чем это делают западные либеральные страны. Упоминание традиционных ценностей позволяет людям оправдывать свое безжалостное участие в рыночной конкуренции в этических терминах («я делаю это только для того, чтобы помочь родителям, заработать достаточно денег на образование моих детей и братьев» и т. д.)²⁷.

Есть безупречно вульгарный анекдот о Христе. В ночь перед распятием его последователи начинают беспокоиться: Христос все еще девственник, и было бы хорошо дать ему испытать немного удовольствия, прежде чем он умрет. Они просят Марию Магдалину пойти в шатер, где отдыхает Христос, и соблазнить его. Мария охотно соглашается и идет к нему, но через пять минут выбегает, крича от ужаса и ярости. На вопрос о том, что пошло не так, она отвечает: «Я медленно разделась, раздвинула ноги и показала Христу свою киску, а он, посмотрев на нее, произнес: “Какая ужасная рана! Ее нужно исцелить!” и нежно приложил к ней свою ладонь». Поэтому остерегайтесь людей, слишком склонных лечить чужие раны: вдруг кто-то наслаждается своей раной? Точно так же было бы кошмаром непосредственно лечить рану колониализма (фактически возвращаясь к доколониальной реальности): если бы сегодняшние индийцы оказались в доколониальной реальности, они, несомненно, издали бы такой же страшный крик, как Мария Магдалина. Именно в связи с раной колониализма актуально заключительное послание оперы «Парсифаль» Рихарда Вагнера: «Рану можно исцелить только копьем, которым она нанесена» («Die Wunde schliesst der Speer nur der Sie schlug»). Сам распад традиционных форм открывает пространство для освобождения. Как понимали Нельсон Мандела и Африканский национальный конгресс, господство белых и искушение вернуться к племенным корням – это две стороны одной медали²⁸.

Как гласит общепринятый либеральный миф, универсальность прав человека приносит мир: она создает условия для спокойного сосуществования множества отдельных культур. С другой стороны, по мнению колонизированных, либеральная универсальность ложна: она функционирует как насильственное вторжение иностранной культуры, растворяющей наши особые корни. Даже если либерал признáет долю истины в этом упреке, он продолжит стремиться к «универсальности без ран», к универсальной рамке, которая не будет насильственно посягать на конкретные культуры. С действительно диалектической точки зрения нам следует добиваться (или скорее одобрить необходимость) прямо противоположного подхода: рана сама по себе освобождает – точнее, включает освобождающий потенциал, поэтому, хотя мы определенно должны проблематизировать положительное содержание навязанной универсальности (частное содержание, которым она тайно пользуется), мы должны всецело принять освободительный аспект раны (нашей особой идентичности) как таковой²⁹.