Неприятности в Валентинов день

С чего бы Иден говорить, что он — гей? Это не имело смысла. Роб не одевался как гей, и на его «Хаммере» не было радужной наклейки. Ему не нравилось краситься или слушать Шер. Ему было по барабану, когда его носки оказывались разными, если они были чистыми, — только это имело значение. И единственным продуктом по уходу за волосами, имевшимся у него, был шампунь.

— Я не гей.

— Я так и не думаю. Я всегда хорошо чувствую что-то подобное, а от тебя никогда не ощущала гомосексуальной ауры.

Роб вынул заправочный пистолет, вставил его в паз и сказал себе: «Не то чтобы это имело значение». В гомосексуалистах не было ничего плохого. У него имелось несколько друзей-геев из НХЛ. Просто так получилось, что он не был одним из них. Для него дело здесь было лишь в сексуальных предпочтениях, а Роб любил женщин. Он любил в них все. Он любил запах их кожи и их теплые, нежные губы под своими губами. Он любил жаркий взгляд их глаз, когда соблазнял их снять трусики. Он любил их ласковые, жадные руки на своем теле. Он любил толчки и рывки, давать и брать в жарком сексе. Он любил это быстро и любил это медленно. Он все любил в этом.

Роб сжал зубы, завинтил крышку топливного бака и сказал:

— Увидимся, Роуз, — затем открыл дверь автомобиля.

Сначала было очень сложно обходиться без секса, но Роб старался много двигаться и постоянно находить себе какое-то занятие… Когда мысли о сексе появлялись в его голове, он просто думал о чем-нибудь другом. Если это не срабатывало, он вязал мушек для нахлыста, погружаясь в нимф и мушек с тунговой головкой фирмы «Заг Багс». Он концентрировался на создании идеальной приманки, и, в конечном итоге, ему становилось легче. С помощью силы воли и после тысячи сделанных мушек он добивался контроля над своим телом.

До недавнего времени. Пока одна рыжуля не провела пальцами по его руке и не послала заряд желания прямо в его пах, напоминая обо всем, от чего Роб отказался.

Она не была первой женщиной, предложившей ему хорошо провести время. Он знал женщин в Сиэтле и женщин прямо здесь в Госпеле, которые были готовы к постельным играм. Просто эта рыжая оказалась более сильным искушением, чем все другие женщины за последнее время, и Роб не знал почему. Но, как и со всеми вопросами в своей голове, на которые не было ответов, он и не пытался понять — почему.

Роб только одно знал наверняка: подобное искушение плохо влияло на спокойствие его разума. Было бы лучше уехать от Кейт Гамильтон. Лучше, если бы он оставался на своей стороне парковки. Лучше полностью выбросить из головы внучку Стэнли.

А лучший способ — это сделать так: взять семифутовую бамбуковую удочку и восьмиунцевую катушку, коробку его любимых мушек и наживок и отправиться на реку, к полуголодной форели.

Он приехал домой, взял свою удочку, катушку и болотные сапоги, затем направился к реке Биг Вуд Ривер, в местечко прямо под мостом Ривер Ран, где зимой без страха питались огромные форели. Где только самые преданные делу рыболовы стояли по колено в такой ледяной воде, что холод пробирался через гортекс, начес и неопрен. Где только самые твердолобые осторожно шли по замерзшему льду на реке и отмораживали свои яйца ради шанса сразиться с двенадцатидюймовой радужной форелью.

Только при звуках реки, бегущей по скалам, свисте лески, дергающейся назад и вперед, и равномерном щелканье катушки Роб начал чувствовать, как напряжение между его плечами уменьшается.

Только вид его любимой нимфы, легко касающейся идеального места прямо на краю глубокого омута, наконец-то прояснил его разум.

Только тогда он нашел покой, в котором нуждался, чтобы прекратить борьбу внутри себя. Только тогда в мире Роба Саттера все снова начало казаться правильным.

Глава 4

— Сегодня в клубе собрание кружка, — проинформировала Стэнли Колдуэлла Регина Клэдис, пока тот пробивал фунт болонской колбасы, кварту молока и банку кофе.

Стэнли застонал про себя и уставился на клавиши.

Он прекрасно понимал, что не стоит смотреть в очки Регины. Она бы приняла это за знак ободрения, а деда Кейт не интересовали ни Регина, ни какие бы то ни было собрания кружков.

— Мы все принесем свои стихи. Ты должен прийти.

Хэйден Дин, Роб Саттер и Пол Абердин стояли у кофейного автомата недалеко от кассы. Стэнли поднял на них глаза и сказал Регине:

— Я не пишу стихов.

Сказал это достаточно громко, чтобы мужчины услышали. Просто на тот случай, если они подумали, что он был из тех парней, которые балуются рифмой.

— О, чтобы наслаждаться ими, не нужно писать. Просто приходи и послушай.

Может быть, Стэнли и был стариком, но совсем не таким дряхлым, чтобы запереться в сельском клубе с группой кропающих и декламирующих вирши особ женского пола.

— Иона принесет свое знаменитое персиковое печенье, — добавила Регина в качестве еще одной приманки.

— Мне нужно поработать с бухгалтерскими книгами, — соврал Стэнли.

— Я сделаю это за тебя, дедушка, — предложила Кейти, проходя к выходу из магазина с лопатой для снега в одной руке и с курткой в другой. — Тебе надо встречаться с друзьями.