Неприкаянная

Шепотки, пересуды, злословие. Не успели эти люди вдоволь нахлебаться степного гостеприимства, не до конца осознали, чего сумели избежать, а самое главное, даже предположить не могли, от кого собираются избавиться.

Разозлили!

Утро пятого дня пути по землям родного королевства началось с большого переполоха. Десять мужиков не могли добудиться работяг и четырех воинов. Причитали бабы, ругались мужчины. Шум нарастал, но постепенно смолк, стоило только кому-то заметить появление у костра меня и зверя. Тянуть с выяснением отношений не стоило. Мой дрожащий от бешенства голос звонко разнесся над стоянкой:

— Старший! Выйти вперед. Что происходит?

Мужик, говоривший от имени всех на степных торгах, вышел вперед и принялся объяснять:

— Госпожа, мы не можем разбудить мужчин.

— Ах не можете… Прискорбно. Именно вы, Никлош, обещали мне уважение и преданность этих людей. Именно вы выбирали тех, ради кого я рискнула безопасностью и деньгами. Именно вы до сих пор не знаете о том, что собирались сделать эти люди к концу сегодняшнего дня. Да! Они не проснулись и будут спать до самого вечера. Я не собираюсь тащить с собой гниль. Эти жадные, неблагодарные, самоуверенные глупцы, а также их жены и дети останутся здесь. В сутках пути от этого места находится монастырь, в котором они смогут укрыться и попросить помощь. Допросите женщин, выявите всех желающих обогатиться за мой счет. Спящие виновны. Их жены и дети останутся с ними. Через полчаса мы должны двинуться в путь. И не пытайтесь меня обмануть, я знаю всех, кто шептался за моей спиной. Вам придется сделать выбор, но знайте, ни одна неблагодарная тварь не тронется в путь вместе со мной. Я все сказала!

О-о-о! Какие голоса звонкие и ругаются как… Художественно. Оба-на! Кому-то прилетело!

Злая я, очень злая. Разрешила раздать остающимся только хлебные лепешки и пару бурдюков с водой. Оружие, продукты, лошадей приказала забрать. Пусть радуются жизни, она тоже принадлежит мне, могла бы и ее забрать — такие объяснения дал провинившимся Никлош. Взбешенный, он отвешивал тумаки цепляющимся за него женщинам направо и налево. Почему злился и негодовал так сильно глава выкупленных мною воинов, я узнала только на вечерней стоянке. Как оказалось, зачинщицей всего этого безобразия назвали жену одного из уходивших со мной воинов. Ее зависть, злословие, жадность и поистине звериная хитрость помогли ей собрать вокруг себя всех, с кем ей теперь пришлось остаться. Пусть теперь они помогут ей выжить, а она — им. Муж не простил ей поругания его чести и достоинства и продолжил путь, забрав с собой их общих детей. Дальнейшая судьба оставшихся в руках богов.

А нас ждет дорога.

ГЛАВА 68

Из глубокого забытья герцога Эверли вывели тихие всхлипывания, раздающиеся рядом с ним. Глаза его по-прежнему были закрыты плотной повязкой, но на слух это никак не влияло, и потому он прекрасно слышал людей, обустраивающих ночную стоянку, всхрапывания уставших лошадей, близкое дыхание большого зверя. И ее, ласкового прикосновения рук которой он так ждал. Они приносили облегчение, давали надежду. Ее голос успокаивал и заставлял верить, что все еще может быть хорошо, что он еще сможет увидеть и обнять родных, что он сумеет вернуться домой. Ему очень захотелось утешить ту, что давала ему так много, и потому, сделав невероятное усилие и преодолев навалившуюся слабость, он заговорил:

— И что же могло расстроить такую мужественную женщину, как вы, госпожа?

Всхлипывания резко прекратились. Сидящая рядом женщина охнула, подсунула руку под его голову, приподнимая ее. Пересохших губ коснулся холодный край металлической кружки. Отвар трав был не очень вкусным, но ароматным, он приятно освежал и утолял жажду. Вот только отвечать на его вопрос она не стала, хотя слова неиссякаемым потоком срывались с ее губ:

— Очнулся… Как же хорошо! Я знаю, тебе пить очень хочется. И кушать. Теперь я тебя не только бульоном кормить буду. Тебе силы нужны, а то привезем в столицу скелет, и меня за подобное кощунство на столичной площади твои родственники растерзают. Мышцы я твои уже дней пять разминаю, а потому, как только силенок наберешься, сможешь встать.

— Погоди… Ишь как много всего ты мне сразу сообщила! А давай так: я спрашиваю, ты отвечаешь. — Отвар смочил горло, позволил ему разговаривать более свободно, и он решил получить ответы на свои вопросы. — Так по кому вы тут убиваетесь, милая леди?

Всхлипывания раздались снова, но теперь они перемежались словами:

— Дети… Я приказала оставить в степи детей! Они не одни, нет. С ними их отцы и матери, но у них нет ничего, ни еды, ни воды, ни оружия, а до монастыря целый день пешего хода.

— И что они натворили? За что ты их так?

— Я их выкупила у мурдов, а они решили, что им мало. Собирались ограбить и избавиться от меня. Но ведь виноваты родители, а страдать будут дети!