Неприкаянная

Только после их ухода она попыталась сделать это — войти в комнату своего теперь уже мужа. Повернулась дверная ручка, но дверь не открылась. Ее очень крепко держало магическое плетение. Не знаю, на что она рассчитывала, но явно не на это. Мой прекрасный звериный слух, усиленный магией, позволил расслышать, как грязно умеет ругаться эта изысканная с виду мадам. И все-таки усталость взяла свое, заснула и она. Затих дом, работа велась только на кухне. Закончился этот условно праздничный день, и в этой оглушительной тишине мне начали мерещиться совсем уж нереальные вещи: шепот листвы в саду, гром, раздающийся в небе, на котором нет ни одного облачка и тяжелые вздохи самого дома, пугающегося будущих перемен.

ГЛАВА 9

Новый день начался совсем не так, как я для себя придумала: тишиной, едой, тихим похмельем хозяина… Нет, он начался в полдень диким, яростным криком. Некто орал прямо под дверью спальни, в которой мы с ним тихо и мирно отдыхали.

— Открой сейчас же! Я теперь хозяйка этого дома! Ты не имеешь права меня игнорировать! Если захочу… Я найду на тебя управу! — Судя по угрозам, под дверью надрывалась наша молодая. — Тебе больше не интересно, что стало с твоим незаконнорожденным ублюдком? Впусти меня! Ты один? Имей в виду, я не потерплю твоих девок в нашей кровати!

— Иди в трапезную, Альбертина! Я спущусь через пару минут, и мы обо всем поговорим, — заорал в непосредственной близости от моего уха, заставив меня вздрогнуть, Ларен.

— Ты пожалеешь! — донеслось ему в ответ. Вслед за этим послышались легкие шаги и особа, издающая такие громкие вопли, соизволила удалиться. Меньше чем через пять минут крики раздались где-то на первом этаже. Интересно, это у них слышимость такая в доме или слух у меня теперь настолько острый? О! Господин могучий маг проснулся и даже погладил меня мимоходом. Он всегда магией себя в порядок приводит или все-таки в простой водичке хоть иногда купается?

— Ну что, Мирка? Хочешь не хочешь, а спускаться вниз все же придется. Надеюсь, ты не оставишь меня в одиночестве? Со слугами мне вроде бы как не по чину откровенничать. Отцу всего не расскажешь. Братьев и сестер у меня нет. Вот и получается, что только ты одна меня можешь выслушать и поддержать. Пошли?

И мы пошли вниз по лестнице, в замеченную и обследованную мною еще вчера столовую, трапезную, если говорить языком графа. Разгневанная и оттого еще более прекрасная особа ожидала милорда за столом. И не просто за столом, а во главе стола. Говорить она тоже начала первая, не дожидаясь, пока он подойдет к столу и сядет. А он и не сел. Остановился послушать, я тоже, навострив уши, устроилась у его ног.

— Я решила, милый, что место во главе стола по праву принадлежит мне, так как я герцогиня, а ты всего лишь граф. Присаживайся, дорогой. Твои слуги несносны. Не обессудь, но уже к вечеру я поменяю их всех. Ты платишь жалованье хамам. Я такого не потерплю. Они…

Договорить она не успела. Ларен сделал один очень большой шаг, обхватил своей совсем немаленькой ладонью шею мадам, которая вся из себя герцогиня, и «вежливо», рывком, вытащил ее из-за стола. Помню, цепкость и силу этих пальцев я тоже как-то испытала на собственной шее. Вот они разжались, и ее милость оказалась сидящей на своей изящной попе у его ног, а граф уже невозмутимо усаживался на свое место, не обращая на нее внимания. Сел. Позвонил. Мгновенно появившемуся лакею велено было подавать. Что в этот момент делала я? Как — что, последовала примеру хозяина. Скользнула вслед за ним. Вспрыгнула ему на колени, пока еще маленькая. Свернулась на них в маленький клубочек, надеясь, что меня не прогонят, уставилась сверху вниз на Альбертину, пытающуюся встать и не запутаться в ворохе своих юбок. Меня не прогнали, а даже, наоборот, начали поглаживать. Она же наконец-то сумела подняться. Изящество манер слетело с нее, как шелуха. Перекошенное отвратительной гримасой лицо совсем не красило молодую женушку. А ее попытки заорать тем более.

— Что ты… — попыталась она, но ее перебили.

Вот теперь я узнала его. Именно таким холодным, надменным гадом увидела я его впервые. А еще этот жуткий, безэмоциональный, как холодная ледышка, голос, пробирающий до глубины души.