Читаем Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе полностью

Несчастный штабс-капитан судорожно хватанул воздух, с безукоризненной четкостью повернулся на каблуках, бросив при этом руку от козырька к бедру, и начал в свою очередь выкрикивать команды. Рота двинулась, на ходу подтягиваясь и подравниваясь.

— Даю десять минут! — зычно крикнул вслед Муравьев. — Не прогоните огнем, прикажу идти в атаку и брать батарею штыками, на ура!

Проводив роту взглядом, он повернулся к подоспевшему Еремееву и, неожиданно подмигнув, сказал весело.

— Слыхали, как я их? После моего разноса им теперь никакая батарея не страшна. Ха-ха!.. Фендрики тыловые, Растуды их! Сидят по тылам, пьют, жрут да с мамзелями развлекаются… Ну, ничего, я их научу воевать. Еще с командира полка стружку сниму! Пошли-ка обратно в штаб, Константин Степанович. И в штабе надо быть, и здесь без нас не обходятся, хоть разорвись. А?

Еремеев не ответил, сосал погасшую трубку.

В штабе их встретил встревоженный Вальден: артиллерия и грузовики с боеприпасами застряли где-то в пути, когда прибудут — неясно, а время идет, и Краснов проявляет все большую активность.

Набившиеся в тесную комнату солдаты и матросы возбужденно шумели.

— Здесь штаб или бордель?! — вскипел Муравьев. — Всем посторонним очистить помещение! Расставить часовых! Без доклада никого не впускать!

Солдаты и матросы покидали штаб неохотно, ворчали:

— Опять офицерские замашки! Запрутся тут и втихаря наворотят делов. Начаальство!..

Работать, однако, теперь стало легче. Но по-прежнему не легче было из-за нехватки артиллерии.

— Надо либо получить артиллерию, — сказал Вальден, — либо… Либо атаковать, никуда не денешься. Атаковать обходом с левого фланга.

— Должны же, черт возьми, прийти орудия! — нервничал главком. — Из Петрограда-то они вышли, сам проверял. А на маневр… нет, не решаюсь. Вы же меня тогда отговорили от генерального наступления, а теперь момент утерян… Знать бы хоть, что у Краснова только две дивизии. А ежели больше, ежели резервы за это время подошли и нам сюрприз готовится? Что тогда? Ну, допустим, прикажу сделать маневр. Фронт в результате неизбежно раздвинется. И весь удар противника примет на себя центр, а там красногвардейцы. Видел я их! Одеты кто во что, обуты плохо, боеприпасы на себе таскают — подвоза-то нет. В душе все они герои, не сомневаюсь. Но что умеют? Ну, с пехотой еще кое-как подерутся, не умением — числом возьмут. А против кавалерии? Знаете, как действует атака конницы на пехоту, даже на бывалую? Я-то знаю, изведал в свое время… Нет, пролетариям казачью лаву не сдержать, прорыв фронта будет неминуем. А такое недопустимо, ни в коем случае!

Он походил, звеня шпорами, из угла в угол, вскинул запавшие глаза на комиссара:

— Константин Степанович, выручайте! Отправляйтесь навстречу артиллерии, разыщите ее, приведите. Вся моя надежда на вас.

Еремеев тут же отправился, и Муравьеву стало легче, он верил в этого комиссара. Не в комиссаров вообще, а именно в этого, своего.

Тем временем подкрался со стороны Гатчины бронепоезд и, сам недосягаемый, начал бить через гору из шестидюймовок. Едва ли не по штабу. И все настырнее проявляли себя полевые батареи Краснова. Санитарам и медсестрам сразу прибавилось хлопот. Матросы установили на своем фланге тяжелое морское орудие и лупили из него по вражеским тылам, но этого было явно недостаточно.

— Что делать, полковник? — обратился главком к Вальдену. — Ведь вы артиллерист.

— Взгляните-ка в окно, Михаил Артемьевич.

Со стороны Красного Села на дорогу вылетали упряжки — одна, другая, третья… Противник тоже заметил их и наспех обстрелял — несколько снарядов взметнули землю у самой дороги. Но упряжки шли на рысях, соблюдая достаточную дистанцию, — ни одна не пострадала.

В штаб ворвался запыхавшийся, взмокший Еремеев, в светлых глазах — победный блеск.

— Разрешите доложить? Батареи прибыли! Снаряды — в ящиках…

Муравьев порывисто обернулся к Вальдену:

— Готовы места для батарей, полковник? Давайте приказ!

— У меня все готово, — и безотказный Вальден проткнул главкому бумагу: — Можете подаисывать.

Вскоре прибывшие батареи подали голос.

— Вот это другой коленкор! — радовался Муравьев. — Теперь мне в штабе киснуть незачем, полковник Вальден здесь сам управится. В организации артогня он дока. Пойдемте-ка лучше на позиции, Константин Степанович.

— Поглядеть в натуре? — усмехнулся тот добродушно.

— Вот именно!

Не успели они подняться на все тот же пригорок, как подбежал офицер, козырнул, крикнул:

— Товарищ командующий! Казаки атакуют!

— А вы чего ждете? — набросился на него главком. — Вызывайте резервы и отражайте атаку!

— Не здесь, товарищ командующий! Вон там атакуют… Видите?

— Теперь вижу. За мной, комиссар! — И, не оглядываясь, главком побежал туда, откуда доносились лихой свиет и частые выстрелы. Еремеев не отставал…

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное