Можно бы побрыкаться, только кому от этого будет лучше? Не дай бог упадет. Моя совесть не позволит бросить идиота на грязном полу… каким бы приставучим гадом Родион не был. А поднять его тушу я точно не в силах.
Мне везет. Парень благоразумно останавливает домогания на этапе обнимашек.
Выходим, и мысль спросить, какая квартира, отваливается сама собой. С одной стороны площадки все изрисовано сердечками и надписями: «Люблю!!! Самый лучший! Родик — ты мой! Люблю Шум!!!» и т. д.
Ключ в скважину замка. Отворяю. Входим.
— Отлично, — резюмирую мрачно, оглядываясь в коридоре незнакомой квартиры.
Ковыляю по длинному коридору, из последних сил помогая не упасть Шувалову, и при этом заглядывая в попадающиеся комнаты, выискивая нужную, которая хоть как-то бы напомнила спальню.
Она оказывается четвертой, и как назло — в самом конце огромной и просторной квартиры.
Даже не знаю за что такое счастье? Лианга выхаживала после травм, аварий, драк. Игната пьяным терпела, а теперь еще и Родиона…
Зло плююсь в сердцах, но парня доволакиваю до его комнаты. Без особой нежности и осторожности толкаю на постель. Матерюсь, закатывая глаза под потолок, стягиваю с него обувь. Но раздевать полностью не буду. Это точно!
Нелепые попытки Шувалова уволочь меня к себе, спокойно обламываю, но покинуть квартиру не успеваю. Грохот в комнате заставляет гневно выдохнуть и вернуться. Парень на полу, на карачках… пытается ползти. Выходит фигово, руки не желают слушаться: то одна подгибается, то другая. То в ногах путается и постоянно заваливается лицом в пол… то лбом, то носом…
Что-то бормочет в пьяном угаре, ворчливо, гневно. Только когда приближаюсь, с трудом разбираю, что Родион требует, чтобы сортир к нему сам приблизился.
Видимо, это какая-то обостренная форма деспотического нарциссизма к неодушевленному — требовать от неразумного предмета подчинения и срочного выполнения приказа.
Можно, конечно, полюбоваться на пьяного Шумахера, поумиляться и настроение себе поднять чудесным видом сверху, и даже компромат на него отснять, но я не садистка. И не чокнутая… Толчок к Шувалову не прикатит, как бы тот ни плевался угрозами и не сорил деньгами, мол, «за мои деньги любой каприз».
Жалкий идиот!.. Но сейчас такой безобидный и какой-то обычный. Милота прям…
Ждать чуда глупо, поэтому тяжко вздыхаю и помогаю парню добраться до вожделенной цели, хотя устала настолько, что сама запинаюсь все чаще — в теле слабость, а еще дрожь. Меня сильно потряхивает. От холода и мерзкого ощущения сырости. Я промокла насквозь… Мне бы обсушиться, переодеться!
Уборная оказывается тоже весьма внушительная — большая, просторная. Все в светлых тонах, в сочетании с деревом нежно-кофейного цвета. Дорого, но без пафоса и вычурности, практично, со вкусом, и по-мужски. Отдельно стоит в углу вмонтированная в подиум джакузи, в углу — душ-кабина в виде закутка из плитки, со стеклянной дверцей и с большой плашкой под потолком в качестве дождика на голову. Быстро нахожу глазами сантехнический прибор, подвешенный на стену сразу за тумбой с умывальником и зеркалом.
— Сам справишься? — тупой вопрос, но уточняю.
— А если нет, подержишь?
Блин, даже в таком состоянии Шумахер никак не унимается.
— Нет, но если обмочишься, клятвенно заверяю — срамоты не испугаюсь, на фотик не сниму, забуду быстро и сменную одежду поищу…
— Боевая подруга, — оценивает мою помощь Шувалов, осев возле толчка с явным намерением отнюдь не ссать… скорее блевать!
Прикрываю дверь и, прислонившись к стеночке, сползаю на пол. Понимаю, мне лучше уйти… Но не могу дурака бросить. Вдруг упадет, будет плохо… поперхнется, подавится… Да и устала я… Нет слов, насколько. Выжата, как лимон… А еще от холода зубы все сильнее клацают.
Из последних сил поджимаю колени к груди, обхватываю руками. Голову наверх…
Глаза закрываются.
Только на секунду… на одну сек…
Вдалеке глухо гудит, льется тихая мелодия. Смолкает… Опять жужжит и вновь тишина. Зыбкая тишина, чуть тошная и неприятная. И окружающий мрак… тяготящий. Словно топкое болото, вроде увязаю в нем, стараюсь освободиться, а оно сильнее прихватывает. Особенно когда беззвучье настает.
Сквозь темноту прорезается новая волна мелодии. С трудом выныриваю из омута, соловело моргая. Рингтон телефона. Точно назойливый шмель, жужжащий над больной головой. А она раскалывается. Жутко, до слез. Не в силах открыть глаза, непонимающе хлопаю себя по груди… где-то в этом районе вибрация. Пока сражаюсь с непослушной молнией, мелодия умолкает, и я на миг откладываю попытку достать источник недавнего гудения. А зря, уже через несколько секунд сигнал возобновляется.
Когда удается справиться с бегунком, достаю из внутреннего кармана куртки мобильный:
— Да… — сама пугаюсь собственного хриплого голоса.
— Птичка, ты была крута!!! — до омерзения бодрый Спартак. Меня аж перекашивает, а это еще больше обостряет неприятные ощущения.
— М-м-м, — стенаю болезненно, роняя трубку. Меня лихорадит. Руки так слабы, что не могу подобрать аппарат, из которого раздается едва слышная тревога Лени: