Непримиримые 2

— Принцесса моя, — голос проникает в недра воспаленного сознания, где душно, мучительно жарко и неспокойно. Меня нещадно штормит, но при этом крепко держит в непроглядной темноте, опутывая силками вязкой и разгоряченной мглы. Мечусь в пучине, отчаянно желая вырваться наружу… только не получается. Я обессилена, измучена и слишком вымотана, а реальность жестока, груба и бессердечна.

— Девочка моя, — подавленное бормотание отца прорезает мрак робким светом. — Что же ты делаешь с собой? — наращивает силу и яркость. — Не жалеешь себя, бежишь все время куда-то… — начинает слепить до рези в глазах. — Вернись ко мне, родная, — проявляются ощущения. Нежные поглаживания моей руки. Щеки… Теплые и бережные, слегка щекотливые. — Прости, — тихо, но с чувством. — Прости, что вместо того, чтобы обнять, отталкивал. Прости… что не пожелал понять. Прости, что был занят собой. Ты — моя, маленькая, ты — самое важное, что у меня есть… — удается сфокусировать взгляд.

Папа? Рядом? Галлюцинация… очередная. Мысли тяжелые и угнетающие. Причиняют жуткую боль, а я так не хочу боли. Закрываю глаза и опять погружаюсь в тягучее болото небытия.

— Вернись, — рассеивается шепот папы. — Только вернись ко мне…

* * *

В следующий раз вырваться из плена забвения заставляет боль. Я сразу уставляюсь на того, кто мне причиняет эту самую боль. На Спартака, уже через несколько секунд перевернувшего меня на спину и приткнувшего одеялом:

— Так-то лучше, — натужно улыбается, в руках опорожненный шприц.

Открываю рот, но тот звук, что срывается с языка, категорически не похож на голос — жуткое, хриплое «кар».

— Да-да, — заключает бледный Леня с мрачной досадой, почесав затылок. — Знаю, больно, но придется потерпеть. Как спалось?

— Кар…

— Как самочувствие?

— Ка…

— Можешь не отвечать, — обрывает очередной хрип.

— Выглядишь тоже не айс, — на последних словах голос становится кислее и тише.

Тяжко выдыхаю, будто долго не дышала свободно, и мне тотчас становится больно… Везде.

— Да, любимая, — Спартак сначала поджимает губы, а потом растягивает в ироничной ухмылке. — Твой суицидальный порыв удивить народ наиглупейшей смертью от простуды на фоне нервного и физического истощения не нашел отклика в моем очерствевшем, но наравне с этим израненном сердце. Хотя, для шоу Зура это было бы бомбически. И ведь я уже был близок к всемирной популярности. Еще шажок… Моя желчная душонка потирала ручки, убеждая, что просто необходимо все снять на видео и порвать сеть нереально крутым видосом. Участница… — заметь! Единственная! Участница! СВМА! — подыхает после первого же этапа турнира от простуды на шикарном кафельном полу перед дверью итальянского дизайна в навороченный сортир, где возле дорогущего толчка в алкогольно-наркотическом отрубе валяется Шувалов Родион, а по совместительству, ее парень! Убойная парочка хронических идиотов. И если бы не я — конченных, но при этом посмертно зачетно-лайканутых идиотов!!!

— М? — коронный звук все же удается издать. Но ворох мыслей начинает истязать бедный воспаленный болячкой мозг. Всхлипываю.

— Вот этого не надо! — отрезает, наморщив лицо, приятель. — Королек, не разочаровывай! — Я бы обиделась, да не в том состоянии. — Соберись с силами и вставай быстрее на ноги. Тем более, у тебя скоро турнир по волейболу, а через день после — второй этап СВМА и… т. д., в том же бодром темпе, еще несколько недель экстрима, шоу и полнейшего разврата. Его могу исключить из списка, — торопливо поправляется Спартак с придурковатой усмешкой, — хотя, перед смертью советовал бы обязательно попробовать. Причем максимально много и предельно разнообразно.

— Лень… — тонет в жутком потоке, который меня доконает быстрее, чем грипп.

— Хотя, если это был такой коварный план махом избавиться от всех проблем… и подохнуть неразвращенной, спешу заверить, я его не расслышал в твоих томных стонах «м-м-м-м», и не разгадал в конвульсивных движениях странного танца на полу в исполнении твоего тела… Поэтому, поздравляю, ты идешь на поправку!

Закрываю глаза и качаю головой, несмотря на боль, разрядами жалящую плоть. Подарок судьбы или наказание… Но это чудовище — мой друг!

— Спи, — мирный голос Спартака погружает в приятную темноту и тишину.

* * *

Очередной сон покидаю сама. Сладко зеваю, но резь в горле заставляет скривиться. С меньшим смаком открываю глаза и некоторое время пусто оглядываю окружающую обстановку. Просторная комната. Не моя! Однотонные светлые обои. Минимум мебели, но довольно качественной. Зеркальный шкаф, комод, огромная постель и прикроватная тумбочка. Красивое белье… Большое окно, частично зашторенное легким тюлем.

Судя по мрачной светлости улицы — скорее всего ночь, или вечер не самого погожего дня.

Лежу, прислушиваясь к редким звукам улицы, комнаты, пока внимание не переключается на глухие голоса в квартире, но не за дверью, а где-то глубже.

— Спартак, у нее через несколько дней заезд, — волнение Родиона. — Если не встанет на ноги…

— Ты смерти ее желаешь? — как всегда донельзя самоуверен Леня. — Ей без вариантов отлеживаться нужно!