Непримиримые 2

— Ир, — мнется на пороге Родион. — Если что… только скажи, — виновато кивает. — И… прости.

— Не дури, Шувалов. Вы меня не бросили, а ты… у себя приютил.

— Это меньшее, что я мог, — мрачнеет. — Пить хочешь?

— Да, — осознаю, что, и правда, не отказалась бы от воды.

— Я сейчас, — неопределенно мотает головой парень.

Воды не дожидаюсь… Тяжесть смеживает веки, напряжение отпускает мышцы. Сон утягивает в тишину и покой.

* * *

Просыпаюсь резко. Сердце заходится дикими ударами, будто участвую в гонках, и адреналин немилосердно гонит по венам кровь. В голове отдается гулкое эхо.

Сажусь на постели, жадно глотая воздух и подслеповато рассматривая комнату, которую узнаю не сразу.

— Ты чего? — слегка пугаюсь хрипловатого голоса рядом.

Шумахер! Спал рядом!

Хорошо, хоть одет… В домашние штаны и футболку. Непривычно, но Родион сейчас такой… милый и уютный.

Сглатываю пересохшим горлом:

— Приснилось что-то… страшное, — веду плечом, и только сейчас понимаю, что полуголая. На мне незнакомая майка. Белая… а под ней ничего! И это было бы не столь важно, если бы при этом я не была в испарине. Не припомню такой потливости у себя, но сейчас я реально мокрая. И в трусиках влажно. Порывисто натягиваю одеяло до подбородка. Родион еще несколько секунд смаргивает сонливую поволоку с глаз, до сих пор таращась в район моей груди.

Господи! У него на лице написано все: вожделение, досада, расстройство, обида и упрямое желание заполучить. Медленно дурман проясняется, черты смягчаются, взгляд становится прежним — морозным.

— Я пить принес, а ты уже спала, — бормочет сипло. — Ждал, вдруг проснешься, ну и… — качает неопределенно головой.

— Спасибо, — нервный кивок. Кошусь на тумбочку — бокал с водой на месте. Шувалов правильно считывает мое желание. Перекатывается на другой бок и берет бокал.

— Держи, — услужливо протягивает, так и не покидая постели.

Раздумываю всего пару секунд. Жажда сильнее неуместной жеманности, поэтому забираю воду и припадаю к краю.

— Где Спартак? — первое, что уточняю после смущенного затишья и сладкого насыщения простым питьем.

— В соседней комнате, — продолжает лежать на боку парень, только теперь подпирает щеку кулаком.

— Ты его… — пауза, — тоже приютил? — недоверчиво.

— Конечно, — взъерошивает растрепанные волосы Шувалов. — Я бы побоялся с тобой наедине остаться.

— Да? — сомнительно, и в то же время смехотворно. — Думаешь, я в этом состоянии представляю опасность? Могу наброситься и снасильничать? — неожиданно для себя шучу.

Некоторое время Шумахер смотрит на меня, словно я представительница инопланетной расы, а потом начинает ржать:

— Да если бы… я бы его и на порог не пустил! — горячо заверяет. Чуть медлит. — Нет, пустил бы, чтобы он нас откачал, а потом вытолкал…

Повисает задумчивая пауза. Не уверена, но кажется, думаем об одном и том же — об угаре Шумахера. Ладно я вымоталась сильно: почти не спала, а тут еще стресс — долгий этап, много сил отнял, и прогулка под дождем… Вот меня болячка и поймала. Ну, или я ее. А вот Родион…

Смотрю на него хмуро. Шумахер сразу ощеривается, в глазах обжигающий лед. Но ничего сказать друг другу не успеваем — в комнату, как к себе, входит Спартак:

— А, голубки, не помешал? — уже со шприцом.

Убила бы за похабненькую ухмылочку! Еще друг называется!

— Завтрак приготовлен. — Прищур на Шувалова: — Поухаживаешь за своей девушкой, или мне?

Шумахер кривит губы:

— Справлюсь, — но поднимается неспешно.

Мда, не сказала бы, что между парнями хорошие отношения, или хотя бы нейтральные. Видимо, из-за меня держат себя в руках.

— Так ты и за кухарку тут? — вскидываю брови, рассматривая Леню.

— Это было решающим пунктом, почему мне стоит остаться, — косой взгляд на Шумахера, но с явной издевкой. Шаг ко мне.

— Стой, Родион, — торможу Шувалова, который уже одной ногой в дверях. — Я уже лучше себя чувствую. Сама дойду…

— Уверена? — мрачный взгляд на Спартака, на меня с сомнением вперемешку с надеждой.

— Да! — категоричный кивок.

— Сначала укол, — опасно подступает ко мне друг. Кутаюсь в одеяло сильнее:

— У меня на носу соревнования по волейболу.

Ребята недоуменно переглядываются, причем Шувалов всем видом демонстрирует «я тебе что говорил?» А Спартак взирает с неприкрытым неудовольствием.

— Позвони, — медленно, с расстановкой чеканит Леня, — скажи, что заболела.

Нет, он конечно прав, на все сто, но я… не могу так поступить со своей командой! Они верят, что я буду с ними. Да и болезнь — не причина отказываться от важных мероприятий. Только смерть. Глупо, нелепо, но таково мое убеждение. Я сильная… Обязана встать. Должна перебороть, прежде всего себя. Нет могущественней врага, чем ты сам. Доводы, ужимки, уловки — так хороши и сладки, что хочется поддаться на уговоры.

Я не такая… пока еще могу сражаться!

— Нет! — глаза в пол. — Укол поставь, но на игры поеду.

— Дурная, — хмурится Спартак.

— Знаю, поэтому я тебе и нравлюсь!