Непримиримые 2

Но самым страшным потрясением для меня стало, когда Юлиньг от истощения и нервоза потеряла ребенка. Вот тогда я познала всю злобу ее родителей и родителей Лианга, которые тешили себя надеждой, что узнав о беременности невесты, их сын очнется от моих чар и женится на ней…

Я была глупа, слепа и до невозможности эгоистична в желании держать Джи Линя рядом с минимальной потерей для себя, при этом играть в его опасные игры. Не то, чтобы позволяла открыто иметь любовницу, но… пусть лучше с ней. К тому же Юлиньг давала ему возможность охладиться и не требовать секса от меня.

* * *

Лианг лишь взглядом мажет по невесте, и снова переключается на меня.

— Значит, ничего не меняется… — подмечаю без упрека, но со здоровой толикой сарказма, — девушка до сих пор преданно таскается за тобой, а ты… пользуешь ее и при этом не позволяешь допустить даже мысли, что вы можете быть вместе.

— Тебя это раньше не волновать.

— Молчала.

— Не злится. Ей не соперничать с тобой, Гуань-Инь. Ты мой девушка, и в эта ситуация должен больше злиться я.

— Неправда, я не твоя. На данный момент я — девушка Шумахера, — уточняю безлико.

— Не заигрываться, иначе война не избежать.

— Пойдешь против Шуваловых?

— Меня это не пугать. Просто не видеть реальной угроза, а вот ты… То ли по незнанию так отважна, то ли от отчаяния терять связь с реальность. Этот парень не для тебя.

— Думаешь, он не заслуживает такую, как я? Слишком плоха для него?

— Твой юмор стать черным и сейчас не к места. Шувалов… не здоров.

— До желчи приятно сознавать, что благородством ни один из моих маньяков-ухажеров не блещет… — подытоживаю с едким смешком, чтобы уязвить посильнее.

Джи Линь обласкивает мое лицо маслеными глазами. Криво усмехается:

— Ты себе красок альтруизм и нормальность не приписывать. Каков жертва, таков и хищники!

— Спасибо, — роняю, на миг погружаясь в раздумье. От горечи просыпаюсь, только натыкаясь на недовольный взгляд Шумахера. Парень уже вернулся после затянувшегося разговора по телефону. Сидит в пол оборота и пристально смотрит на меня.

Черт! Придется опять оправдываться, а я так не люблю это делать…

* * *

— Почему вы так долго, и почему он тебя лапал? — на ухо и зло прошипев, притягивая меня за руку.

— Шум, ты накручиваешь, — сквозь улыбку, изображая безмятежность, но при этом сражаясь за свободу под столом. Шумахер мне делает больно, физически.

— Ир, меня пугает такое количество жаждущих твоего тела.

— И я в этом виновата? — уже на грани всхлипнуть от остроты чувств. Шувалов так жестоко держит, будто крапивой обжигает.

— Да, — глаза в глаза. — Не искушай, иначе наплачешься вдоволь, — а зрачки дикие, огромные… словно нет льда и есть только беспросветная темнота бездны. — От массы вопросов тебя уберегает большое количество народа и нарисовавшаяся гейша китаезы, — заверяет мрачно Родион, так резко отпустив мою руку, что едва не падаю, качнувшись на стуле.

Вечер капитально испорчен, но кто я такая, чтобы его прекращать. Поэтому послушно сижу на этом нелепом сборище, где уже и разговоров между собой почти никто не ведет — кто пьян, кто танцует, кто продолжает кушать.

Цивилизованная «стрелка», как-то так. Без лишнего мордобоя, но с обязательной накаленной обстановкой.

Юлиньг ни разу не притронулась к еде. Забитым зверьком сидит рядом с Джи Линем.

— Если хочешь, я могу ее прогнать, — на китайском оглушает Лианг, прорвав тишину, окутавшую нашу посиделку. Явно для моих ушей.

Испуганно смотрю на девушку. Она аж в комок сжимается, на меня не глядит.

— Не надо, — заверяю горячо, прогуливаясь глазами по периметру стола. Ребята Шумахера и их девушки на меня уставляются со злобой и удивлением, а команда и поддержка Джи Линя на своего хозяина — с ожиданием.

За Юлиньг обидно.

Не представляю, как ей больно и до слез обидно, когда близкий человек ведет себя, точно тварь.

— Пошла прочь, — четко отдает команду Лианг. — В номер. — Девушка слегка дергается, будто получает пощечину, глаза блестят. Встает.

Бедная…

Молить передумать бессмысленно: если Джи Линь что-то задумал, пойдет до конца и плевать, какие последствия будут.

— Зачем ты так жесток? — колышется внутри раздражение вперемешку с негодованием.

— Я стараюсь учитывать твои интересы. Она режет тебе глаза. Мне это не нравится. Если для тебя важно, я ее не приглашал.

— Это неважно, — мотаю головой.

— Ты знаешь китайский? — в наш разговор вклинивается с недовольством Родион. Опасно холодное, размеренное, но до икоты ощутимое раздражение.

— Хочешь сказать, ты не знал, что я почти целый год прожила в Китае? — бесчестная тактика ответа вопросом на вопрос.

— Нет, — тушуется Шувалов, но возмущение еще в нем пыхтит.

— Я жила в Шанхае, — поясняю мягко. — И да, немного говорю на китайском, неплохо его понимаю, но, к сожалению, толком не умею писать.

— Почему… — секундная заминка. — Вы знакомы? — перебивает сам себя Шумахер, а меня аж замораживает взглядом.

— Да, — врать не хочу, и так уже погрязла в этом болоте.

— К чему был цирк? — переводит взгляд с меня на Лианга и опять на меня.

— Не понимаю, о чем ты…