Непримиримые 2

Бросаю взгляд на проем коридора, где скрылись ребята — оттуда появляется Шумахер. Злой, как черт. Абзац, а мне с ним еще мирно решить кое-какие вопросы нужно.

— Ну че? — сразу наезд, даже за стол не садится. Подпирает его задом рядом со мной, руки на грудь, морозный взгляд в меня. — Раскидаешь мне по порядку что да как? А то непристойно оттраханным себя ощущаю.

— Шум, миленький, я открыта для диалога, только давай в сторону дома двинемся, — вкладываю в голос оставшиеся резервы терпения и выдержки.

— Чьего дома, детка? — понты продолжаются.

— Моего.

— Ага, — гневный кивок. — Точно гондон. Использовала и выбрасываешь…

— Это не так… — горячусь. Запоздало вспоминаю, что мы в клубе, и сейчас наша сцена становится достоянием некоторых оставшихся участников. А это недопустимо. — Шум, давай не будем спектакль устраивать. Хочешь поговорить — окей, — примирительно киваю и подаюсь к парню ближе. — Только не здесь…

Шувалов обводит зал пустыми глазами:

— Поехали… — Мне, но холодно.

* * *

Всю дорогу жду разговора и всячески молюсь, чтобы Шувалов его не начал. Ответы уже заготовлены, но проблема не в этом. Страх в том, что Шумахер за рулем. А его приступы гнева и скорость — опасное сочетание.

— Ты так и будешь молчать? — все же подает голос парень, когда выезжаем из города в сторону моего поселка. Зло барабанит пальцами одной руки по панели над рулем, второй рукой удерживая баранку.

— Я не знаю, что ты хочешь услышать, — мягко кошу под дуру, при этом посматривая на спидометр. Стрелка и до сего неумолимо вибрировала за границей ста двадцати, хотя мы были в черте города, а теперь и подавно устремилась за несколько делений дальше.

Не боюсь скорости, гоняла и не на такой, но адекватность парня под сомнением. Как гонщику — ему доверяю, а вот как ревнивцу под наркотой, за рулем, на оживленной, несмотря на поздний час, трассе — нет. Не страшна авария, пугают последствия…

— Правду, — продолжает топить педаль Шувалов, морозным взглядом пригвождая меня к сидению.

— Я с тобой правдива настолько, насколько могу. Поэтому не скрывала, что между нами ничего не может быть. Сразу поставила условия и ограничения. Черт, — устало мотаю головой, — мы с тобой говорили на тему отношений не раз.

В самом начале и после каждого сомнительного эпизода. Не хочу тебя обижать и тем более делать больно, но у тебя нет ни единого шанса стать для меня кем-то больше, чем друг. Так же как Спартак. Я ценю, люблю и уважаю его, но это не значит, что между нами возможны какие-то более близкие и интимные отношения. Для этого, — перевожу дух, — мне недостаточно чувства благодарности и личной симпатии.

— А что для этого нужно?

— Уже говорила — химия, — бормочу, к своему стыду понимая, что это у меня случилось испытать только с Игнатом. Может, это хорошо, может, плохо, но такова природа, а против нее не попрешь. Видимо, по жизни так и получается, что живя не со своим человеком, приходится терпеть его не только днем, но и ночью. Жуть!

От одной мысли, что себя нужно насиловать сутками, изображая счастье, аж передергивает. Я была бы согласна на полставки такого театра, а вторую часть желала бы посвятить себе. Жаль, мужчинам этого не объяснить. Они хотят все, и особенно отработку в постели.

— Разве у тебя ко мне нет даже чуточки влечения? — с недоумением огорошивает Шумахер, неверяще на меня таращась.

— Нет, — признаюсь виновато.

— Но ты порой так правдиво отыгрываешь роль моей девушки, что все мои инстинкты сходят с ума! — обвиняет Шумахер.

— А разве не в этом была суть уговора? Я изображаю… вот и изображаю. Если тебя это путает, лучше прекратить фарс и остановиться, пока не поздно, но если ты готов успокоиться и трезво оценить как ситуацию, так и мои слова, то я сделаю все для того, чтобы привести твою команду к победе. А еще помогу тебе утереть нос Селиверстову. Ты ведь этого желаешь? — нащупываю ниточку, за которую буду дергать, если только она окажется верной.

— Да, — ворчит Шумахер, чуть поникнув и хмуро уставляясь в лобовое.

— Шум, я не поняла, ты уже не хочешь ему нос утереть? — настаиваю, нагнетая спортивную злость у парня.

— Да сказал уже, бл***, что хочу! — рявкает, ударяя ладонью по баранке.

— Вот и помни об этом, когда сомнения начнут опять одолевать, — не передать словами, как меня потряхивает. Разговор не самый умилительный. Родион — не самый простой человек. Скорость…

— А этот, — мнется Шумахер, пристраиваясь за длинным обозом авто, которому мешают ускориться несколько фур и встречка, — китаец, — звучит размыто, но тем не менее прозрачно, — вы давно знакомы?

— Примерно год, — не позволяю себе эмоциональность. — Он опасный человек, сильный спортсмен, безрассудный экстримщик. Его и его команду невероятно сложно победить, но попробовать нужно.

— Мне показалось, что он… хочет….

— Меня уничтожить, — не даю договорить, потому что формулировка Шувалова, скорее всего, будет точнее. Но моя тоже правдива, да к тому же для ушей Шумахера она предпочтительнее.

Мой ход сыгрывает неудачно, парень не смягчается.

— Что-то не заметил, пока он тебя лапал на танцплощадке, а ты не отбивалась.