Непримиримые 2

— Ирина, Антон, — голос зав. кафедрой нарушает вязкость мыслей, Андрей Юрьевич теснит мужика на пороге: — Пропустите, это студенты, кто работал в этой лаборатории, — с болью и сожалением. — Они лучше других знают, что, в каком количестве, ну и, может… смогут как-то помочь делу и расследованию.

Долго и нудно отвечаем на вопросы. По всему видно, что нас как раз и подозревают в погроме. Мол, проект висит на нитке, дотации вроде выделены, а так — хоп, — и больше можно требовать.

От некоторых предположений у меня волосы дыбом, Ярович вообще слова забывает, лишь ойкает и глазами водит в недоумении, очки пуще прежнего поправляет. Нас защищает Вирзин, и, несмотря на мою «нелюбовь» в свете последних событий, капля уважения вновь к начальнику зарождается. Как бы то ни было, он за нас и с нами. Даже заверяет, сделает все, что от него зависит, чтобы помочь с восстановлением.

А еще не забывает обезопасить, не позволяет говорить без юриста, которого вызывает в наш корпус. Благо, у универа есть несколько на иждивении, и как раз сейчас тот самый момент отработать получаемые гонорары.

Аскольд Лаврентьевич Гольдман предупреждает, что мы имеем право не давать показаний и тем более свидетельствовать против себя, но мы наперебой с Тошей убеждаем — нам нечего скрывать. И даже показываем видео, присланное вначале Ярович, а уже от него мне.

— Думаете, Селиверстов или кто-то из его команды мог? — нас окидывают вдумчивыми взглядами пара следователей. Для допроса выделили на этаже небольшую комнату.

— Понятия не имеем, но связь кто-то пытается провести.

— Игнат давно угрожал нашему проекту, — подаю голос после минутного молчания, — когда нашим заинтересовалось большее количество спонсоров, заревновал. Разозлился…

— Ир, — настороженно тянет Тоха.

— Что? — взвываю досадливо. — Кому мы еще мешали?

— Не знаю, — ворчит, пряча глаза. — Я пока ничего не знаю. Игнат гад, но не думаю, что…

— Не он, так кто-то из его команды! — упираюсь зло. — К тому же, он мне обещал бесчестную войну! Даже подпалить лабораторию…

— Кх-кх-кх, — напоминает о себе Вирзин. — Королькова, хотел бы тебя предупредить, что домыслы и обвинения пусты. Я понимаю твою боль и обиду…

— Ничего вы не понимаете! — поднимаюсь в рост и пальцем в сторону зав. кафедрой. — У нас с ним со школы личные счеты. Он не скрывает своего презрения ко мне и всячески гадит в моей жизни. Так что, Андрей Юрьевич, защищайте его сколько душе угодно, но Игнат мог. Я не говорю, что он, но мог!

— Да пустите же! — этого голоса и тем более эту особь никак не ожидаю увидеть, поэтому оборачиваюсь порывисто. — Ир, — на пороге замирает Игнат, его за лацкан куртки, удерживает охранник, зло сопя, ведь, как понимаю, Селиверстов умудрился пробить его заслон.

— Ты! — меня трясет от гнева. — Ты!!! — Как оказываюсь рядом с соседом, не помню, но бью… Раз, два… три… пощечины звоном и шлепками обрушиваются на лицо Игната. Он даже не уворачивается. Если вначале и морщится, то потом безлико принимает побои: выдерживает весь град, лишь поджимая губы с такой яростью, что желваки вниз-вверх ходуном ходят, да крылья носа трепещут.

— Ненавижу! — запал сходит на нет. — Никогда… — всхлипываю опустошенно. — Больше никогда… не приближайся ко мне! НИКОГДА!!!

— Ир, — потерянно роняет Селиверстов с багровым от ударов лицом и даже царапиной во всю щеку, — выслушай, хоть раз…

— Не заслуживаешь! И теперь запомни, братик. Мы, как и прежде, упрямы в своих детских обидах и глупы в своем эгоизме. Мы все также непримиримы! — отрезаю гневно. — И это навсегда! — категорично. — Я рассказала, все что знала, — это кидаю через плечо следаку. — Если будут вопросы, вы знаете, где меня найти. Я не под арестом, значит, свободна! — толчком пихаю соседа в грудь и шагаю прочь по коридору. Правда, уже на подступе к лестнице в кармане настойчиво гудит телефон.

— Да, — автоматически, даже не глянув, кто звонит.

— Ир, — хнычет Ксю: сбиваюсь с шага. — Ир, — подруга заикается, явно не в себе.

— Ксень, ты где и что с тобой? — замираю на лестничной площадке.

— Я… они… — переходит на тихий секретнический тон подруга. — В кафе зашла… А у выхода увидела уродов Шувалова… Они меня караулят.

— Что? То есть? Зачем им это?

— Ну, судя по тому, что они показывают в окно, стоя возле машины напротив кафешки, меня ждет недолгая жизнь и совершенно болезненная и скорая смерть.

— Ксю, — срывается не то смешок, не то дыхание надламывается. — Не паникуй…

— Хороший совет. Но они меня пугают, — шипит в трубку с отчаяньем Бравина. — Я выйти боюсь.

— А охрана в кафе?

— Сказали, что их не волнуют мои разборки и пока в кафе тихо, им плевать, что там, и кто за пределами их вотчины показывает и обещает. Тем более, сделает где-то…

— Не выходи, я сейчас, — торопливо сбегаю по ступеням: — Какое кафе?..

— Ир, — то, как виляет интонация и как ужас окрашивает визг Ксю, понимаю, что что-то происходит. Сердечко ухает в печенку.

— Ксю! — ору в мобильный, но связь обрывается. Пока мчусь по лестнице, пытаюсь набрать подругу, но абонент находится вне зоны действия сети.

Игнат