Непримиримые 2

— Мгм, и ты мое огниво… — Обшарив ее гневное лицо взглядом, уставляюсь на губы. Твою мать, как же я хочу их вкусить. Но, боюсь, если поцелую — дальше все понесется вихрем и я заговорим мы не скоро. А я ведь приехала поговорить, а не брать. Нужно оттянуть время, пусть пустым разговором, но вроде не так однобоко болезненным выгляжу. Я же повзрослел. А взрослые сначала говорят, потом делают…

— Зажигалочка, погоришь для меня? — Бл***!!! Что несу? Я же хотел о важном сказать. На кой хер… опять чушь несу?

— Ад не мое! — мрачнеет Ирка.

— А если скажу, что у меня до сих пор из-за тебя… бабочки порхают. Вот здесь… — касаюсь живота.

— Гони метлой, — ничуть не смягчается Королек.

— Не получается.

— Тогда «фонарик» поярче найди, может переметнуться.

— Если бы. Твари за семь лет просто уютно в коконы забились.

— Непруха, — сочувствует кисло, но с нескрываемым ядом. — А я своих истребила.

— Как? — с надеждой.

— Забвением… — жалит ровно.

— Может, твои легкомысленные были, а мои приживалки спермоносные…

— Не наговаривай на насекомышей, — перестает злюку отыгрывать. — Подумаешь немного крылышками пощекочут, мне из-за моих вообще несладко жилось.

— Сложно было?

— А то, — без гордости, но заверительно, — я их даже на подвиды разделила. Тараканы, мурашки, бабочки. Привыкла, а потом…

— Что? — затаив дыхание.

— Им уже не нашлось во мне и на мне места.

— И сейчас?

— Что сейчас? — прям разговор двух интеллектуалов.

— Не шевелятся? — с подозрением и дикой надеждой на признание.

— А должны?

Ехидна-Ирка мне нравится все сильнее. Накажу… Ой, накажу-у-у!!!

— Ты мурашками покрылась, — констатирую любовно. Всегда замечал, что Ирка от моих прикосновений вся оживать начинает, ерзать, краснеть, гусиной кожей покрываться.

— Хочу томограмму твоего мозга! — вот так — бах и в ступор вводит.

— Никогда не слышал ничего более непристойного. Точно не справку от врача, что я здоров. Не паспорт, убедиться что холост?

— Неа. Слышала, последние исследования доказали, что именно снимок томогрофа способен показать искренен ты в таком чувстве как любовь или нет.

— А разве без него не понятно?

— Нет, — категорично и без капли сомнения в своих словах.

— Я и так дышу через раз, а сердце редкими ударами чуть грудь не прошибает, а ты еще и ломаешься…

— А должна тотчас пасть к твоим ногам?

— На самом деле, это бы упростило многие моменты.

— Но это была бы не я…

— Все так. Ирк, — подгребаю ближе, понимая, вот-вот сорвусь, а я еще не сказала самого главного. — Ирк, — сам тащусь от того как звучит ее имя моим охриплым голосом. — Я столько лет хожу безликой марионеткой. Жив, и в то же время мертв. И только мысль о тебе меня толкала двигаться.

Хочешь ты того или нет, но ты вьешь из меня веревки, ты творишь невозможное с моим телом, душой, сердцем, мозгом. Ты — хроническая болезнь, неизвестное заболевание всей кровеносной системы, крайняя степень психического отклонения… — жадно слежу за ее губами, которые приоткрываются и ловят слова, мое дыхание… Меня накрывает

Игнат

Как же давно я не задыхался от переизбытка чувств. Не захлебывался эмоциями и не тонул в ощущениях. Только Ириша умеет меня наполнить до предела и осушить досуха, и бл***, это то, на что отдаешься без остатка.

Лишь ее губы имеют надо мной власть, ее руки могут подчинять, ее стоны ласкать слух, а поцелуи ублажать.

С ней, в ней, под, над, перед, за… Не имеет значения и в то же время настолько имеет, что меня раздирает от жажды заполучить все и сразу. И штрафные забрать, которые за семь лет накапали.

Должна миллионы оргазмов и я ей не меньше…

Обессиленно лежу, прижимая к себе Ирку. А это мы только поспаривались в диком запале кроликов. Почти без передыху несколько раз подряд. Как говорится, не отходя от кассы — едва закрыв дверь у порога, там же скатившись на пол… И уже на постели… правда как сюда добрались — остается в тугой пустоте рассудка.

Мда, оголодали знатно… Как набросились — так и трахались.

Смутно, что и как. Кто на ком и сколько… Нечто взрывоопасное и неутолимое вселилось в обоих и швырнуло в полный отрыв.

В теле блаженная муть, слабость и сладость. Так хорошо, что даже пальцы на ногах немеют. А еще петь хочется, или выть, песни орать…

А Ирка мирно сопит, зараза такая, а я не могу. Боюсь закрыть глаза. До хрипоты боюсь. Вдруг проснусь, а ее не будет рядом. Поэтому стерегу, как зеницу ока. Сокровище свое!!! Не для того я семь лет взрослел, чтоб одной ночью насытиться, да и ночь только в силу вступает. Мне еще есть, чем доконать Королька и… доконаю.

Вон и «парень» вновь шевелится, подтверждая неизменную однобокую мысль.

Оглаживаю плечо Ирки одной рукой, а другой вниз скольжу:

— Ирк, — щипаю за аппетитную задницу.

— М-м-м, — пробирает тягучим желанием сонный отклик Зажигалочки. С большим чувством кончиками пальцев нагнетая ощущения на Королька, выписываю узор на ягодице Ирки и звучно шлепаю:

— А ну подъем, — свой охриплый голос вызывает усмешку, пробирает до мурашиков. Опять себя ощущаю безмозглым вечно-озабоченным подростком. Кусочек обнаженки — а я уже готов совокупляться.