Непримиримые 2

Я не сразу догнал, как неправ. Столько труда и средств вложил братан в попытке вернуть машину, которую я некогда так любил, почти боготворил. Да Морж старался… хоть как-то отблагодарить за то, что мы его не бросили. Компенсировать свою глупость.

А я не понял.

Взросление больно дается, и как часто случается — посредством падений и ошибок. Их не избежать. Эту я решил исправить пока не поздно — и без того мои потери велики.

Пришел к Лешаку в мастерскую. Славик машиной клиента занимался, меня игнорил. Мужики быстро смекнули, что нам нужно тет-а-тет побыть и из гаража исчезали.

Я попинал стену… и заговорил.

Морж простил.

Какие бы косяки в его жизни не случались, он умел подниматься на ноги. Сколько бы его не пинали, он умел себя собрать.

Чуть пообнимались, я поржал над его слюнтявостью, за что получил удар в бок. А потом он отвел меня на задний двор, где Лешак позволял машины своих парней перебирать. И там… под тентом стояла Иркина «Ашка» уже частично перебранная.

Вот тогда меня накрыло такой благодарностью, что чуть сам слезу не пустил.

С тех пор мы были заняты восстановлением Иркиной машины.

Будет ей подарок, когда верну…

Но как человек слабый, оставшийся без смысла жизни, периодически сомневался в своих силах. Поэтому злился… Затем ненавидел. Попеременно то впадал в крайности, то трезвел, то вновь окунался в омут бездны и вновь прозревал.

Женщины, их было предостаточно в моей жизни, чтобы понять, что нужна одна… Единственная.

Такой богатый опыт можно сравнить с алкоголизмом. Именно с ним, ведь обычный человек принимая алкоголь, ощущает вкус, опьянение, эйфорию… а алкоголик — нет. Он просто пьет, но ничего не чувствует. Пьян постоянно, поэтому и не чувствует наслаждения и кайфа. Слишком отравлен спиртом. Проспиртован от и до…

Так же и я…

Принимаю, принимаю, принимаю.

Много и упорно — а вдруг морок развеется, чары рухнут и я стану прежним. Хрен там…

Однажды решил соскочить и остановился — попытался влезть в серьезные отношения. Нашел девушку очень похожую на Ирку. Внешне. Ее звали… уже и не помню как. Она была милая, тихая, очаровательная. Хорошо готовила и всегда встречала с работы.

Правда, мирно все было. Я не гулял, не дебоширил, крепился, держался. Дом-работа-дом. Дом-работа-друзья-дом…

Поле месяца жизни чуть не выл от серости.

Даже встряхнул:

— Измени, поревнуй, устрой истерику!

Она не поняла меня.

Промутизулся еще полгода, а потом просто ушел.

Она плакала, звонила, молила вернуться. Но я мертв…

Меня ничто не может воскресить.

Ну и в конце концов чуть на Вике не женился, что терять-то?

Был в тугом запое… Она меня пыталась вернуть к жизни.

Она дура, и я на том же уровне, но от нелепого поступка уберег Спартак. Вовремя появился в нашей жизни, полностью завладев вниманием мандатрепки, и мои мозги прочистив от слова «капитально». Уж кто-то, а он способен и труп из могилы на ноги поставить своими философскими рассуждениями и смехуечками.

Чокнутая парочка. Дико не подходящая друг другу и настолько органично соединившаяся.

В общем, я ему благодарен, как никому. Он уверил, что Ирка моя, только терпеть сражаться нужно. Такие, как она, стоят того, чтобы ее искать всю жизнь. Ждать. Бороться за нее. И пусть останется час до смерти — оно того будет стоить…

Золотые слова!

А еще глядя на счастливых семьи друзей, до трепета вынашиваю мысль, что укорениться в любимой мне бы тоже приятно ласкало душу.

Только хочу я Ирку и детей с ней…

А напоследок пришел к тому, что ЛЮБЛЮ Ее.

Плевать старой или молодой, своей-чужой, толстой-худой, умной-глупой, здоровой-больной. Я верну ее и докажу, что достоин… Докажу, что люблю…

Так и доживал последние два года — работал на износ, чтобы быстрее обязательства закрыть и мне открыли выезд, и только недавно пришло приглашение и билет с уже открытой визой.

Моя новая работа интересна за границей, есть желающие послушать, посмотреть, оспорить и поддержать.

А я от счастья чуть не рехнулся.

Тяжко тянется последний час, да и не дослушал я… как слушать, если глух от счастья? Сажусь в баре, заказываю выпивку…

Смакую, цежу, впитывая горечь алкоголя, бегущий по желудку и проникающий в кровь. Хорошо, горячо… хмельно.

Ира

Меня еще на трибуне от возбуждения потряхивать начало. И это реакция отнюдь не мандраж перед вступлением, не страх перед аудиторией.

Постыдно переминаюсь с ноги на ногу, проклиная химию, что разжижает мозг в секунду и влагу переправляет между ног. Вот же ж… А я всего лишь поймала взгляд Селиверстова. Внизу живота привычно взрывается бомба… И насекомыши, в смерти которых уверилась на все сто, вновь дают о себе знать.

Родненькие козявочки и букашечки. Пробудились, и как случается после долгой спячки — оголодавшие, озабоченные, с новыми силами бросаются в бой с моим ослабленным рассудком и утекающим телом.

Лишь на «я обязана» отстаиваю свое выступление.

Сижу, не видя и не слыша никого. Только сердце, колотящееся в диком исступлении. Как на иголках не удобно и маетно.

Коже чувствую его. Его аромат пробивается даже сквозь какофонию разных запахов, наполняющих зал.

Затапливает меня, дурманит…

Черт! А я так надеялась на забвение.