Непримиримые 2

Ирка бессовестно дрыхнет. Серчаю не на шутку и жарю поцелуем шею… а потом припадаю с большим пылом.

— Дурной, — взбрыкивает сонно Королек, уворачиваясь от моих губ. И ведь поняла, что собираюсь пометить свою самку самым бесстыжем способом.

На сонном лице возмущение, а меня распирает от жажды наставить засосов, чтобы все видели, чем эта зараза занималась ночью.

Рывком к себе, пока сопротивляется — подминаю под себя, ловко между ног устраиваюсь:

— Не хрен спать, когда мужик голоден, — рычу глумливо, притираясь к стратегически важному месту. — Совсем обленилась на чужбине. Избаловал тебя киргиз спокойной жизнью.

— Верст, да ты до сих пор неизлечимо болен, — шикает Ирка, но вместо битвы, ластится. Прогибается, обвивая ногами и руками.

— Да на хер излечение, — из груди словно весь воздух забирают, а в сердце адреналиновую игла всаживают, — когда ты рядом? — серьезнею. — Ты моя панацея и главный вирус.

— М-м-м, — прижимается откровенней, и открыта в своем желании ощутить меня. И я вхожу. Медленно и сдержанно, глазами жадно впитывая реакцию Ирки на близость. Как она от нетерпения распахивает глаза. Как недовольно сталкиваются на лбу темные брови, как надувает обиженно губы:

— Верст лучше не дразни, — с мурчащей угрозой и качается ко мне бедрами.

— Совсем оголодала? — не скрываю радости.

— Нет, — лживо отнекивается, — но не люблю когда дразнишь. Я не столь терпелива…

Мягко за горло пригвождаю к подушке и разрываю порочные объятия. Руки Ирки фиксирую над ее головой.

— У-у-у, — скулит досадливо, ерзая в одиночестве. Обшариваю ее захмелевшее от желание лицо, любовно — полную грудь с вызывающе торчащими сосками, на лобок:

— Стайка разрослась, — резюмирую мыслишку, которую не раз в голове крутил. Насчитываю двенадцать птичек, пальцем каждой касаюсь. И радуюсь, что теперь наконец могу рассмотреть свою Зажигалочку без слепой жажды незамедлительно затрахать.

— Не нравится? — прикусывает губу.

— Отчего же — люблю вызов.

— Вызов? — слегка удивляется.

Многозначительно играю бровями. Неужели не помнит, на что меня ее птички толкнули в прошлый раз.

Взгляд Ирки становится более осмысленный с каждой секундой меняясь в испуг.

— Нет! — рьянно головой.

— Да, — киваю самодовольно, — ибо не хер, Зажигалочка, меня дразнить и провоцировать…

— Не провоцировала, — начинает извиваться Королек, нелепо полагая, что из под моего веса сможет выкрутиться. Я еще тот слон, за года тихой жизни жиром конечно, не оброс, но масса у меня — дай боже!!!

— Еще как, — с любовной угрозой: без лишних дерганий, распинаю Ирку по постели, бесцеремонно используя удобность позы и мужскую силу. — Не сбежала бы — были бы вместе и радовали друг друга изо дня в день, а так…

— Верст, — примирительно. Вот это да, зараза научилась женским ужимкам. Меня аж распирает от смеха. — Не накручивай, — подлизывается гадюка.

— Не накручиваю, планирую как провернуть.

— Дурной, — начинает посмеиваться.

— Хм, интересно, — строю нарочито задумчивое лицо, — а если бы мы не встретились больше. Если бы я не приехал?..

Королек тоже выглядит озадаченно.

— Представляю какая стая клеймила бы твое шикарное тело, — поясняю, как вижу ситуацию.

Ирка секунду хлопает ресницами, а потом хмыкает:

— Я не настолько невменяема. Остановиться всегда могу.

— А я нет. Так что я бы тебя и мертвую достал…

— И осквернил? — морщит смешливо носик.

— А то, — без намека на шутку. Королек смурнеет, а потом кривит губы:

— Больной…

— Тобой, Ирк. ТОБОЙ!

Ира

— Зачем ты так с нами? — Размыто, но прозрачно. Серые глаза блуждают по моему лицу и уставляются в глаза. Вопрос — точно взрыв. Шумно дышим, усмирив очередной порыв дикого чувства необузданной страсти, как Игнат огорошивает, еще лежа на мне.

— Так было нужно…

— Не правда! — с укором. — Ты опять трусливо бежала.

— Бежала… — после заминки, но договорить не дает — затыкает поцелуем. Нежным и глубоким, будто вымаливает прощение и шанс. Удерживает мои руки над головой одной, а другой скользит вниз, до груди и сжимает до моего признания его власти. Стону в поцелуй, безотчетно прогибаясь от жажды еще больших и ненасытных ласк. Позорные торопливые потрахульки, с которыми обрушились друг на друга вначале вроде уже усмирили первобытное желание. Новое не столько ослепляющее, но как и прежде рождается сродни животному и яростному.

Терпение балансирует на тонкой грани и ласки Игната все настойчивее толкают в пропасть безудержной похоти. Его бархатное рычание, жадные, мягкие губы, юркий язык, наглые руки… Нет в мире человека, кто бы мог меня распалить лишь голосом, касанием, улыбкой, взглядом.

Только Игнат.

Как и прежде — лишь Игнат!

Смакует, жует, но не входит…

Поиграть хочет?!.. Что ж… Садист… МОЙ!

Мой голод. Мой пир. Мой господин. Мой раб…

Растворяюсь в нем, не забывая и его утянуть в топь чувственных ощущений. Воспаряю… и его за собой подбрасывая к пику, где и умереть вдвоем не страшно.

От страсти, нежности, напора и внимания — расщепляюсь…

Как бы хорошо ни жилось с Лиангом, затмить чумовые эмоции, рождаемые мерзючим Игнатом Джи Линь не в силах. Никто не в силах…

Блядский взгляд…

Бах!

Швах!

Я теку…

Я его!!!