Непримиримые 2

— Да, — поджимает губы отец, — мы же говорили, тебе нужно углубиться в учебу, а личная жизнь…

— Пап, — закатываю глаза, — я учусь нормально, все успеваю, но гормоны… я взрослею. Без этого никуда! — решаю поиграть в «не учи меня жить, я взрослая». Обычно отмалчиваюсь, но отец переходит рамки, так что пора дать отпор.

— Игнат — не лучшая пара, да и время не то!

— А для отношений нужно выбирать время? — не сдерживаю негодования, а еще больше меня начинает потряхивать от лицемерия родственника.

— В твоем возрасте — да! — как всегда категоричен отец.

— А по-моему, как раз в моем возрасте бум и случается, — рассуждаю здраво.

— Но не с Игнатом! — плохо скрывает возмущение родитель.

— Вот как раз с Игнатом! — выпаливаю гневно, да так, будто точку ставлю.

— Настолько серьезно, что готова пожертвовать своим будущим? — сужает глаза папа. Меня реально колотит от его слов.

— Свое будущее вижу только с ним! — отрезаю громко, но не потому, что хочу поскандалить, а для того, чтобы отец отстал.

И как раз в этот момент по лестнице, зевая, сбегает Игнат. Морда побитая, но довольная. Вот прям сразу видно — парень берет от жизни все! И даже меня…

— А че у нас рыжий блохастик делает? — без возмущения, но с искренним удивлением.

— А это счастья нам привалило по твоей милости, — источаю лживую радость. — Доброе утро, соня, — выдавливаю самую очаровательную улыбку из своего арсенала недо-обольстительницы. Спешу к соседу, молясь, чтобы он понял, какую игру затеваю. Идея глупая, даже безрассудная, но желание поставить отца на место, ну и досадить побольше превалирует над разумным.

Приближаюсь с явным намерением обнять. Селиверстов мешкает лишь на миг, на побитом лице мелькает недоумение и легкий испуг, но уже в следующую секунду вместо нежной «обнимашки» и невинной «чмоки», нагло загребает меня в кольцо рук и впивается в губы, хотя я откровенно подставляла щеку.

Мои жалкие попытки вырваться усмиряет удивительно проворно для хмельного состояния после двухдневной попойки, подхватив и усадив на себя:

— Вот так мне больше нравится говорить «доброе утро», — бормочет в губы и корявенько прокручивает, словно в танце, только устрашающе качнувшись на последнем витке. — Малыш, зад у тебя все-таки тяжелый, — по-свойски стискивает ладонями, будто проверяет на прочность. — Дисбаланс… Меня заносит, — скрипит натужно, но с улыбкой чеширского кота, — правда, настроение… сразу поднялось.

Проглатываю очередную язву насчет моей пятой точки — уже оскомину набил. Скучно. Почти не реагирую, а вот на последнюю фразу…

— Поднимается не только оно, — цежу сквозь милый оскал, стыдливо ощущая, что парень возбуждается. — Иди завтракать! — приторно сладко мурчу Игнату, но для ушей папы.

Брови соседа взлетают:

— Приготовила, как обещала? — ставит меня на пол, но объятий не размыкает.

— Хм, — догадываюсь, что он начинает играть по собственным правилам, — ты же мне обещал…

— Нет, ты… — перетягивает «одеяло» на себя.

— А ты настаивал, что сам… — я тоже упряма, — да в постель…

— Хм, тогда пусть твои родственники, — миролюбиво соглашается Игнат. — Они как раз на кухне гремят посудой.

«Вот сейчас у тебя удивления-то будет!», — смакую про себя радость и специально молчу насчет выписки Амалии.

Сосед наконец позволяет чуть отступить, но как только отворачиваюсь, шмякает меня по заднице. Звучно, от души. Я бы треснула в ответ, да вот только злой взгляд отца останавливает: Мне начинает нравится игра «разозли папулю!»

— И когда же это ты стыд потеряла? — жалит с горечью.

— Тогда же, когда и вы, — вставляет пять копеек Игнат. Даже не знаю, благодарить или огреть чем-нибудь тяжелым. — Она же ВАША дочь!

Однозначно, огреть!

— Парень, тебе лучше молчать.

— С какого перепугу? — Селиверстов меня опять подгребает слишком лихо и по- хозяйски. Нет, я понимаю, что если буду отбиваться, это вызовет массу вопросов и сомнений, но и полностью позволять такое к себе отношение не могу.

Прижимаясь к парню, бью кулаком в дыхалку. Он — стойкий боец. Чуть охает сквозь сжатые зубы, но выдерживает удар.

— Она — моя девушка. Никому не позволю с ней говорить без уважения!

Вот теперь застываю в нежных объятиях Игната, словно дура, таращась на него во все глаза. Он так проникновенно и органично заявил «моя», что по телу мерзкое тепло растекается. Плавлюсь, точно масло на раскаленной сковороде. Абзац… Зачем он так геройски прекрасен… в божественном сиянии. Он ведь никогда за меня так жарко не заступался. Наоборот — делал больно, унижал, обзывал…

Да и привыкла я, что мне обычно от сверстников перепадало из-за моего затворничества, ну и любви к учебе. Так что Игнат в данный момент вот прям в облике благородного рыцаря предстает. Смешное сравнение… но, видать, с головой у меня проблемы, так что смотрю на парня сквозь розовые очки.

— Уважение тут ни при чем, — отрезает папа. — И вам, молодой человек, нужно знать, что вмешиваться в разговоры семьи неприлично.