Непримкнувший. Воспоминания

Я рассказал здесь о муках и лишениях только одной советской семьи, связанных с ежовско-бериевским произволом. А нужно взять тысячи, десятки, сотни тысяч таких семей, которые стали жертвами этого произвола, чтобы представить себе действительно океан человеческих страданий. Только тогда можно понять, какое величайшее значение имели принятые партией и Советским государством меры по восстановлению в стране революционной законности после ХХ съезда партии.

Ирэн удостоилась побывать на допросе у самого министра государственной безопасности Абакумова. Произошло это так.

Примерно в то самое время, когда следователь по особо важным делам Рюмин допрашивал И.В. Аргинского обо мне, он учинил такой же допрос дочери Ильи Владимировича Ирэн. Но естественно, он ничего не мог выжать из этой девочки, что помогло бы ему в изготовлении его грязного следственного варева.

И тогда Ирэн доставлена была в огромный и торжественный кабинет Абакумова. Перед ней сидел человек высокого роста, статный, широкоплечий, в генеральской форме. На груди – несколько рядов с орденскими ленточками. Породистое лицо. Серые глаза, которые он держал под полуприкрытыми веками. Густые черные брови нависали над глазницами. Время от времени густые брови поднимали веки, и тогда на собеседника устремлялись тяжелые кабаньи глаза.

– Что вы можете сказать о вражеской деятельности Шепилова? – отрубая, словно топором, каждое слово, спросил Абакумов.

– Я ничего не знаю.

– Ничего?

– Ничего.

– Но вы знаете Шепилова?

– Нет, не знаю.

– Как, и фамилию такую не слышали?

– Слышала.

– От кого?

– От мамы.

– Что же вы слышали?

– Что это генерал, папин начальник на фронте.

– А он у вас дома бывал?

– Да, был один раз.

– И какие он вел разговоры с вашим отцом?

– Никаких, папа в это время был на фронте.

– А зачем он приходил?

– Он привез нам с мамой посылочку от папы.

– Что привез?

– Засахаренные фрукты, сладости.

– С кем же он говорил?

– С мамой. Он был несколько минут.

– А вы где были в это время?

– В школе.

– Значит, вы его никогда не видели?

– Не видела.

Вся нелепость, трагикомизм и бесплодность допроса были совершенно очевидны. Но если сам зловещий Рюмин и сам министр госбезопасности снизошли до личного допроса рядового советского журналиста, мои отношения с которым не выходили за пределы обычных отношений двух фронтовых политработников, уважающих друг друга; до допросов его дочери – 16-летней школьницы, – следовательно, в этой процедуре заинтересованы были самые высокие верхи.

Но, к счастью или несчастью, я об этом не знал ничего.

Много позже станет известно, что в период высшего доверия ко мне партии и народа, когда я стал депутатом Верховного Совета СССР, членом ЦК партии, выполнял ответственные задания, в уединенных и секретных лабиринтах МГБ продолжали создаваться зловещие материалы против меня. Абакумовым фабрикуется справка, что, будучи в тридцатых годах слушателем Института красной профессуры, я будто бы выступал с критикой Центрального Комитета партии. Сам министр госбезопасности ведет допрос школьницы – дочери моего однополчанина, чтобы наскрести какой-то материал, опорочивающий меня как патриота и воина.

Мне неизвестно, какое очередное «дело» вынашивалось в недрах МГБ и роль какого и в чем обвиняемого должна была быть отведена по сценарию мне. Неизвестно также, почему замысел не был доведен до конца.

Возможно, что Берия и Маленков, по зрелом размышлении, пришли к тому несомненному выводу, что я не являюсь никаким препятствием на их пути: советский интеллигент, ученый, я, после возвращения с фронта, настойчиво добивался единственного – возвращения меня на научную работу в Академию наук – и не претендовал ни на какие посты, больше того, решительно отказывался, когда их мне предлагали.

Возможно, что смерть А. Жданова и уничтожение Н. Вознесенского сделали невозможной и ненужной фальсификацию очередного «дела» с ранее задуманным сюжетом и намеченными действующими лицами. Теперь нужен был новый сценарий и новые действующие лица-«заговорщики».

Возможно (и это наиболее вероятно), что смерть Сталина сделала беспредметными все прежние планы Берии, и теперь нужен был совершенно новый стратегический план действий, ибо со смертью Сталина обстановка на политической арене в стране и в партии изменилась в корне.

Девятнадцатый съезд

«Поселиться в избе, забрать библиотеку и писать, писать…» Сталин как оратор. Лебединая песня диктатора. Меня избирают членом ЦК. Молотов, Ворошилов и Микоян не заслуживают доверия. «Дело врачей». Прекрасная дама – Идеологическая комиссия. Я возглавил «Правду». Сталин пошутил

Для того чтобы реализовать все разумные замечания и предложения, сделанные в ходе экономической дискуссии, а также указания Сталина по проекту учебника, нам решением Политбюро ЦК предоставлен был еще один год работы.