Непримкнувший. Воспоминания

В начальный период своего пребывания на посту Первого секретаря Хрущев старался быть покладистым, не перечить другим членам Президиума, соблюдать товарищеский тон и внешний декорум коллективизма. Но постепенно он осмотрелся и решил, что ломать тридцатилетние традиции стиля руководства Генерального секретаря не в его пользу.

И чем больше обнаруживалось невежество Хрущева, тем ревностнее становился он к тому, чтобы все признали его абсолютное монопольное право представлять и олицетворять партию, а стало быть, и государство. Хрущев вряд ли что-нибудь знал о Людовике XIV, но приписываемая французскому монарху крылатая фраза в реконструированном виде вполне устроила бы новоявленного лидера: «Партия – это я».

Шаг за шагом, осторожно, сначала тонко, хитро, затем напролом шел Хрущев по пути утверждения своего единовластия.

Хрущев не упускал ни единой возможности, которая помогала делу его возвышения. Одной из гирь на чашу весов славы Хрущева стало празднование его 60-летия.

Голубой апрельский день. У меня в правдистском кабинете зазвонила кремлевская вертушка.

– Товарищ Шепилов? Говорит Маленков. Вы не могли бы сейчас подъехать ко мне на несколько минут?

Я сказал, что выезжаю.

Ленинградский проспект. Улица Горького. Яркое солнце. Маляры и дворники начали предмайскую чистку и покраску панелей домов, входных дверей, оконных рам магазинов. На углах цветочницы, предлагающие венки мимозы, букетики подснежников и крымских фиалок. После смерти Сталина объявлен был свободный доступ в Кремль, и у Исторического музея зазывалы зычно предлагали всем желающим присоединиться к экскурсионным группам.

Спасские ворота. Сверхстрогость проезда в Кремль отпала. Шофер лишь притормаживает мой тяжелый ЗИС, и двое чекистов, приложив руку к козырьку, разрешают проследовать в Кремль. Ивановская площадь. Лифтом поднимаюсь на третий этаж.

Маленков только недавно закончил для себя реконструкцию сталинских апартаментов. Все выглядело теперь грандиозно и торжественно. Пахло свежим лаком. Маленков же выглядел усталым и озабоченным. Под глазами набухли темные круги. Одет он был, как и прежде, в темно-серые брюки и в такого же цвета китель-«сталинку». Впрочем, теперь на официальные дипломатические приемы он стал надевать черный костюм и рубашку с галстуком. Но сам, шутя, жаловался, что галстук стягивает ему шею, и время от времени он теребил его в разные стороны.

Встретил он меня как-то суетливо и с подчеркнутой предупредительностью. В манере говорить и держаться чувствовалась какая-то смущенность. Тогда я не знал еще абсолютно ничего о том, что Хрущев уже начал вести подкоп под нового премьера, сам же Маленков, по-видимому, уже ощущал эту кротовую работу.

– Я просил вас приехать, товарищ Шепилов, вот по какому вопросу: 16 апреля Никите Сергеевичу исполняется шестьдесят лет. Он очень старается. Он хорошо работает. Мы посоветовались между собой и решили присвоить ему звание Героя Социалистического Труда. Мне поручили переговорить с вами, чтобы вы хорошо, по-настоящему подали это в газете. Ведь вы понимаете…

И он сбивчиво и как-то смущенно все повторял, что «Никита Сергеевич хорошо работает», что надо «как следует подать награждение его в газете». У меня осталось впечатление, что говорит он об этом так долго и настойчиво, чтобы узнали, что он хвалил Никиту Сергеевича за хорошую работу и что он специально старался, чтобы газеты достойно отметили этот всемирно-исторический факт.

Я сказал:

– Георгий Максимилианович! Ведь есть прочно сложившаяся традиция, касающаяся чествования членов Политбюро ЦК. Обычно на первой полосе дается портрет на две колонки, под ним – приветствие ЦК и Совмина, а под ним – Указ о присвоении звания Героя или о награждении орденом. Очевидно, и в данном случае нужно следовать сложившимся традициям?

– Да, да, конечно, только сделайте все это хорошо, культурно. Мы хотим как следует отметить юбилей Никиты Сергеевича…

На следующий день «Правда» (а равняясь на нее, и другие газеты) вышла с тем оформлением юбилейных материалов, которое было общепринятым.

Хрущев в те времена укорял Сталина за широкое проведение его 70-летия. Поэтому официального чествования Хрущева не было. Неофициально же все обставлено было очень пышно. В нескольких номерах «Правды» печатались приветствия Хрущеву от зарубежных компартий. На проходившей в эти дни сессии советского парламента Хрущев, единственный из всех членов Президиума ЦК, кроме председателя – К. Ворошилова, был избран членом Президиума Верховного Совета. На званом ужине, на котором собралась вся партийно-правительственная элита, характеристики Хрущева как «верного ученика Ленина и соратника великого Сталина» давались только в превосходных степенях.

Н. Хрущев с наслаждением вдыхал фимиам лести и старался покорить всех самыми щедрыми посулами. Он снова (в который раз!) живописал, как он «охмурил», а потом «насадил горлом на крюк» Берию, какая теперь вольготная будет жизнь, какие блага всех ожидают.

Через несколько дней при встрече Хрущев спросил меня:

– Вы были у меня на именинах?

– Нет, не был.

– Почему?