Он решил дать всем оппозиционным силам всплыть наверх, обнаружить себя полностью. Для этого он сказался больным, отошел от всех практических дел и пристально наблюдал, как развиваются события. А когда все противодействующие силы отчетливо проявили себя, Мао Цзэдун выступил из небытия, и началась так называемая «культурная революция»…
Когда она началась, я многократно вспоминал свою поездку в Китай и свои наблюдения там, мучительно задавал себе вопрос: «Как могло случиться, что тонкие, уравновешенные, мудрые, непогрешимые в своих суждениях и решениях китайские лидеры могли дойти до таких изуверств?»
И каждый раз я отвечал на этот вопрос вопросом же:
«А как могло случиться, что Сталин и некоторые его соратники – образованные марксисты, прошедшие царские тюрьмы, ссылки и каторгу, дошли до злодеяний 1937 и последующих годов?»
Очевидно, при любом режиме, когда свертывается коллективное руководство и коллективное мышление, останавливаются механизмы критики и ответственности перед народом и обществом, становятся иллюзорными все демократические нормы в руководстве партией и государством, неизбежно складывается абсолютная власть одного лица. История уже давала предметный урок – к каким последствиям это ведет.
Но все эти мысли жгли мне мозг в последующие годы. Теперь же, пристально вглядываясь в китайскую действительность, мы восхищались марксистской образованностью и мудростью китайских лидеров, дисциплиной и прирожденной сверхвежливостью народа. Да, такой стране, руководимой такой партией, суждено великое будущее в кратчайшие сроки.
В 7 часов вечера все собрались на торжественное заседание, посвященное 5-й годовщине КНР, в большом зале Хуай Жэнь-тан («зал гуманности и человеколюбия»). Сцена задрапирована голубым. Герб КНР. Даты: 1949–1954. В президиуме китайские лидеры и руководители прибывших на торжества делегаций социалистических стран. Я смотрю на сцену, в зал, и сердце мое переполняется радостью: сколько верных друзей у молодого Китая, какая могучая коалиция социалистических стран сложилась на земном шаре; отныне именно эта коалиция будет расти и возвышаться и будет определять судьбы мира.
На трибуне Чжоу Эньлай. Он говорит лаконично, умно, точно. Но в скупых словах звучит музыка созидания.
Быстро залечены раны, нанесенные войной. Приступили к выполнению пятилетнего плана. Перед нами стоит великая задача – превратить Китай в социалистическое государство, не знающее эксплуатации человека человеком и нищеты; и эту задачу мы непременно выполним.
Он говорит о трудностях, противоречиях. «Нам нужно быть скромными, внимательными и добросовестными, наши враги – фанфаронство и зазнайство». Он благодарит Советский Союз за великодушную и бескорыстную помощь. Он призывает изучать марксизм-ленинизм, передовой опыт Советского Союза и других братских стран.
Чжоу Эньлай формулирует целостную программу борьбы за мир:
– Мы твердо верим в то, что страны с различным общественным строем могут мирно сосуществовать, а все спорные международные вопросы могут быть разрешены путем мирных переговоров… Мы хотим жить в мире со всеми государствами мира. Мы, конечно, также желаем жить в мире с США…
Как видно, в те годы советские и китайские коммунисты, как и коммунисты других стран, говорили на одном языке. Через несколько лет положения о возможности мирного сосуществования государств с различным строем объявлены были китайскими лидерами ревизионизмом, тяжким отступничеством от революционного марксизма-ленинизма.
Дальше в ходе торжественного заседания следовала речь Хрущева. По размерам она в 4 раза превысила доклад Чжоу Эньлая. По заготовленному ему тексту Хрущев говорил пространно о старой колониальной Азии и о том, как совершилась китайская революция, и о задачах китайских коммунистов в области индустриализации страны и социалистического преобразования деревни, и о тысячелетней китайской культуре, и о новой китайской Конституции, и о Чан Кайши. Он многократно курил фимиам Мао Цзэдуну и цитировал Сталина.
Это была первая международная речь Хрущева за рубежом. Все, что ему написали в речи его помощники и консультанты, было элементарным, пересказывало общеизвестные вещи. Но для Хрущева все это, конечно, было новым, неизвестным. И именно поэтому Хрущев требовал всегда от составителей его речей, чтобы обо всем было рассказано капитально, «с самого начала», «от печки», или, как в шутку говорили среди журналистов, «от ледникового периода до солнца сталинской конституции». Имея такой текст, Хрущев упивался своим красноречием, правда частенько спотыкался на длинных словах, китайских именах и географических наименованиях.
Время от времени он бросал текст и начинал импровизировать, с прибаутками, хохмами, совершенно неожиданными характеристиками и предложениями.